Мода и стиль

«Я потеряла много времени на поиск своей ДНК»

– А у тебя эта идея со сказками, с русским стилем сразу появилась? У тебя первые коллекции как раз были инспирированы сказками.

– На самом деле я потеряла много времени на поиск своей ДНК. Это было еще 20 лет назад. Я окончила университет технологий и дизайна, где делала авангардные коллекции, и потом начала делать коммерческие коллекции «прет–а–порте». И пробовала себя в разных областях: обращалась к историческим корням, пробовала брать темы из советской эпохи, обращалась к кино. И в итоге коллекции получались разными. Становилось понятно, что идет поиск художника как самого себя, но нет единой стилистики бренда, понятной для покупателя. Мы работали тогда с консультантами. Я собрала большое портфолио того, что меня вдохновляет. И оказалось, что именно русские сказки, образы русских царевен, образы персонажей, которые могут творить что–то сверхъестественное, наиболее подходят для того, чтобы лечь в основу. И как только я начала делать тему русских сказок, сразу все стало на свои места.

– По–моему, в 2001 году ты запустила свой бренд.

– Да.

– А кто из дизайнеров на тот момент тебя вдохновлял?

– На тот момент, наверное, Рей Кавакубо, главная авангардистка. Это бренд Comme des Garcons, я думаю, все знают. Джунья Ватанабэ, ее младшая коллега из Японии. Конечно, бельгийцы. Ну, бельгийцы всех восхищали. Больше всего мне нравился Дрис Ван Нотен из «бельгийской шестерки». Тогда мне нравится и Тьерри Мюглер, но он работал в совершенно противоположной с Рей Кавакубо стилистике. Если Рей Кавакубо – это авангардизм, то Мюглер – чистый гламур, возведенный в какой–то арт. Но мне нравилось и то и другое.

– Многие дизайнеры уже на тот момент заимствовали элементы русского стиля для своих коллекций. Как ты оцениваешь эти попытки интегрировать стиль a-la Russe в коллекции иностранных дизайнеров?

– Они это делали достаточно чисто и понятно. Я помню и коллекцию Шанель, которая была создана специально для Москвы. У меня было даже такое удивительное пальто жаккардовое с изображением Кремля. Ив Сен–Лоран достаточно тонко работал с этой темой. И чисто. Ну... понятно, что мы говорим о больших брендах и больших дизайнерах, которые, если обращаются к теме, делают это достаточно чисто, глубоко, профессионально и впечатляюще.

– Тебя увлекают не только русские сказки. У тебя была коллекция, посвященная Алисе в Стране чудес, у тебя был «Щелкунчик», диснеевский причем.

– Да, в какой–то момент... Так как история бренда насчитывает уже больше 20 лет, в какой–то момент мы рассматривали главные мировые сказки и на каждую из них сделали коллекцию. Но потом мы постарались уйти все–таки в русскую стилистику: когда мы представляем свою коллекцию в иностранном шоуруме (в Нью–Йорке у нас был шоурум, в Париже), в первую очередь, когда приходят гости шоурума, это байеры или пресса, всегда показывают: «Это русский дизайнер! А это японский дизайнер! А это немецкий дизайнер». То есть на первом плане всегда идет происхождение, а только потом называют уже фамилию дизайнера. Эта принадлежность к стране имеет ключевое значение. И стало понятно, что вдохновляться чужими сказками неправильно. Нужно вдохновляться своими. Мы стали выступать уже только на территории русских сказок.

«Сделать сувенирную историю, мне кажется, невозможно для профессионального дизайнера»

– А когда ты запустилась со своим брендом, на тот момент из российских кутюрье были известны только два имени: Вячеслав Зайцев и Валентин Юдашкин. Ты вдохновлялась их коллекциями? Или наоборот, может быть, пыталась что–то сделать отличное от привычного русского стиля? От привычной, вернее, российской моды.

– Я помню, когда Валентин Юдашкин начал делать свои первые показы, это была прямо трансляция по Первому каналу, то есть событие в масштабах страны. Я была студенткой, мы пришли на очередной урок композиции, и наш преподаватель Ирина Сафронова целый урок разбирала показ Валентина Юдашкина. Она обсуждала пропорции головных уборов, сочетания цветов, сложность работы с фактурой, и, конечно, мы, студенты, слушали и учились, потому что это был наш первый российский кутюрье нового времени: 1990–х годов с переходом в 2000–е. И конечно, я не то чтобы вдохновлялась... Это был очень важный этап истории. Он очень тонко и правильно отражал то, что происходило в нашей стране, и то, что мы чувствовали и носили, и поэтому это не могло не влиять на тех, кто тогда учился, и на всех дизайнеров. Все должны были прислушиваться, конечно, к этому мнению.

– А потом ты достаточно быстро для молодого, начинающего дизайнера поехала со своей коллекцией в Париж. Когда была твоя первая поездка с коллекцией в Париж? 2005 год, да?

– Наверное, ты лучше знаешь. Я не помню.

– Я в памяти воскресила все даты. «Муха–Цокотуха» – твоя коллекция, которая была первая показана в Париже?

– По–моему, да. У нас недавно был корпоратив перед Новым годом, и там как раз был вопрос викторины. И я тоже участвовала среди всех. И, к сожалению, я не смогла ответить, с какой коллекцией мы поехали в Париж. А вот наши сотрудники смогли. Значит, «Муха–Цокотуха», да.

– А ты помнишь свои первые впечатления?.. Тогда для российского дизайнера поехать показать коллекцию в Париже – это было очень круто, очень престижно. И я помню, что мы здесь, в России, читая об этом в новостях, гордились.

– Даже не было сложно. Мы оказались в шоуруме MC2 в Париже, и они в какой–то момент сказали: «Вы уже созрели до того, чтобы делать свой показ». И мы пришли в Палату моды... Все было очень по–простому. Пришли, попили кофе, обсудили, что надо бы нам войти в эту Палату и оказаться в официальном расписании. Они сказали: «Хорошо, мы вас берем, пожалуйста». Тогда были залы в Carrousel du Louvre. Неделя моды организовывала какое–то количество залов разного размера, и это были готовые площадки. Не нужно было самостоятельно полностью организовывать показ, можно было прийти на готовый вариант, решение. И мы пригласили знаменитого Тьерри Дрейфуса. Меня поразило качество работы команды и организации. В Москве тогда так делать не умели. И поразило то, как выпускали моделей на подиум. Там стоял отдельный ассистент режиссера, который каждую модель брал за плечи и перед выходом говорил: «Ты потрясающая! Давай!» И он находил, что сказать каждой перед выходом на подиум. Все это, конечно, очень сильно вдохновляло. И я не верила, что придут гости. Откуда они возьмутся? Мы никого не знаем в Париже. Но был полный зал: работало агентство. Все пришли, смотрели с интересом. Вообще, очень тепло встретили, и много кто пришел, кого мы не ожидали увидеть. И на каком–то нашем показе даже была Сьюзи Менкес. Были достаточно теплый прием, теплое отношение, и была потом пресса, было много публикаций. Вещи остались в шоуруме, их брали на съемки журналы, и в конце сезона было, может, около 30 публикаций. То есть все работало, было достаточно интересно, и это не казалось сложной задачей, недостижимой.

– А расскажи, мне интересно, когда интегрируются культурные коды стран в модные коллекции, всегда есть риск скатиться в какую–то лубочную историю, и с русской модой, с русским стилем это очень часто прослеживается: когда кто–то пытается интегрировать русский стиль, это получается слишком нарочито, наигранно, с какими–то кокошниками, мехом, русскими узорами, зачастую это выглядит пошло. Как все–таки не перейти эту грань, когда ты используешь национальные культурные коды?

– Наверное, просто работать в фешн–индустрии. Если ты модный бренд и работаешь в этом сегменте, мне кажется, дизайнер просто не способен сделать очередную сувенирную продукцию. Все–таки другие люди этим занимаются. Есть определенные законы того, как создаются коллекции. Конечно, ты учитываешь то, что происходит в фешн–индустрии, и поэтому сделать сувенирную историю, мне кажется, невозможно для профессионального дизайнера, потому что он должен пропустить через себя все происходящее в мире, привнести свою ДНК и сделать, конечно, очень современную, носибельную коллекцию. Кто же будет носить сувенир на себе?

– А как тогда бренду удержаться в рамках коммерции, используя ярковыраженность своей ДНК и при этом оставаясь в модных тенденциях?

– Есть определенные правила построения коллекции. Только 30% коллекции может создаваться заново, когда дизайнер нащупывает новые идеи и проверяет их на то, насколько они коммерческие. 70% коллекции – это уже давно отработанные вещи. В этих 70% есть базовые вещи и есть кор–коллекции. Вся эта 70–процентная часть строится на аналитике продаж предыдущих сезонов. Это если мы говорим о коммерции. Если мы говорим о создании показа, там на 100% должны быть какие–то новые идеи, но тоже основанные на предыдущих достижениях и узнаваемости.

«Сейчас время, когда нужно действовать»

– А что ты сегодня еще посоветовала бы начинающим дизайнерам, которые хотят создавать свои коллекции?

– Сейчас в России уникальное время, и должно появиться большое количество новых брендов. Сейчас время, когда нужно действовать. И конечно, нужно учитывать общие мировые тренды – универсальность, экологичность, доброту бренда. Учитывать то, как люди работают в команде, иногда даже важнее самого продукта . То есть нужно вообще понимать, что происходит в мире, и в этом смысле действовать в соответствии с трендами. Но что касается ДНК, то для начинающего дизайнера очень важно сразу, с самого начала сформулировать, в чем же ДНК бренда. Если мы с этого пиджака уберем логотип... Нужно, чтобы человек мог определить, что это за бренд, не видя, что на нем написано, – это очень важно. Я сама в свое время, 15 лет назад, делала такое упражнение, и я могу его посоветовать всем. Мне дали джинсы «Армани» и сказали: «Измени в них что–то, чтобы они стали твоими». И я разрезала эти джинсы и архитектурно раздвинула их в пространстве. Это была авангардная идея, но они сразу стали моими. Для того чтобы дизайнеру понять, в чем его ДНК, он должен проделать такие упражнения. И потом протестировать: «Чьи это джинсы?» И любой человек должен ему сказать: «Это такой–то бренд». Это действительно то, что ты делаешь.

– А какие еще могут быть удачные составляющие показа помимо самой коллекции? Для того чтобы сделать успешный показ, о котором напишут все журналисты.

– Тут много составляющих. Во–первых, место проведения, выбор площадки. Конечно, приглашение гостей. Очень важно, кто сидит в первом ряду, очень важно, кто пришел. Есть три типа гостей: селебрити, байеры и журналисты. И энергия тех людей, которые находятся в первом ряду, должна совпасть с энергией показа, с идеями, которые в этом сезоне хочет донести дизайнер. И это работает именно вместе.

– У тебя был очень красивый показ в прошлом году в «Зарядье».

– Да. спасибо.

– Это было прямо очень красиво. Есть еще какая–то площадка, на которой тебе хотелось бы показать коллекцию?

– В Москве?

– В мире.

– В мире?

– Да, давай так. Что мы будем ограничивать себя?

– Если про нашу страну, то мы еще на Красной площади, наверное, не были. Может быть, моя мечта – показаться в Грановитой палате, где–то там. Это достаточно сложно организовать, потому что там проходит большое количество официальных мероприятий. И говорят, что показ могут отменить за три дня до мероприятия. Поэтому сложно так рискнуть организацией своего показа. В мире? Наверное, хотелось бы вернуться в Париж. Хотя не знаю, когда это произойдет. В Париже много площадок. Пусть это будет в парке Тюильри. Это волшебное место.

– Это «Не лыком шиты». С вами Татьяна Геворкян. В гостях одна из самых известных российских дизайнеров Алена Ахмадулина. Недавно у тебя в сториз я увидела маленькое детское платье с твоей символикой. Интересно, это вызвано тем, что у тебя сейчас новый статус? Ты стала мамой год назад.

– Угу.

– Я тебя с этим поздравляю.

– Спасибо.

– Ты об этом не особо рассказываешь.

– Ну да, как–то не особо. Это было платье моей дочки на ее день рождения.

– А мне интересно, как на тебя рождение дочки повлияло? Тебе захотелось сделать детскую коллекцию?

– Конечно, хотелось бы. Причем мы создавали коллекцию, и она была достаточно успешной в продажах, для совсем маленьких детей – до 12 месяцев. И нам очень понравилось это делать. Но пока мы мечтаем о своей детской линии. Надеюсь, время наступит.

– Но так интересно, у тебя всегда все коллекции были не только сказочными – их еще обожали дети. Мне показалось, что твоя коллекция год назад в парке «Зарядье» была уже более взрослой.

– Угу.

– У тебя внутри какое–то...

– Думаешь, рождение ребенка повлияло?

– Я думаю, может быть, рождение ребенка, может быть, у тебя сейчас будет разделение на детскую коллекцию, а взрослая коллекция будет другой?

– Понятно, почему нравилось детям. Мы же вдохновляемся сказками, а все дети любят сказки. По поводу взрослости: когда это именной бренд, дизайнер всегда транслирует себя в своих идеях и в одежде. Понятно, что взросление не может не отразиться на том, что я делаю. Наверное, это как–то связано с тем, что я стала старше и по–другому смотрю на многие вещи. Может быть, и мой стиль меняется, и это влияет на коллекцию.

– Означает ли это, что ты будешь постепенно переходить в немножко другой стиль? Отходить от сказок, переходить в какой–то другой сторителлинг?

– От сказок мы отходить не будем, это останется навсегда. Но конечно, внутреннее...

– Пока сказки не закончатся?

– Нет, тогда мы пойдем по второму кругу. И у нас были попытки написать собственные сказки. Конечно, трансформация идет, потому что меняется время. Мода всегда отражает то, что происходит в мире. И понятно, что не изменится наш стиль. Мы работаем в стиле artisan sophisticated, то есть вдохновляемся артовыми вещами, художниками, книгами, фильмами. Это артовый стиль, а мы вдохновляемся внутри этого стиля сказками. Но сами вещи, конечно, будут меняться. Например, ближайшие пять лет главным стилем будет метаретро. Это любое ретро, смешанное каким–то новым образом в одном луке.

– Если говорить про ретро, какая эпоха тебе ближе?

– В данный момент очень нравятся 1980–е. Их по–новому стали интерпретировать для нового поколения. Если для нас это ретро и метаретро, то для нового поколения это вообще новый стиль. В общем, в данный момент 1980–е. Но и 1970–е, конечно, уникальные. 1940–е – ими можно вдохновляться бесконечно.

– Помимо вдохновения 1980–ми, сегодняшняя мода каких требует эмоций? Учитывая время, учитывая ситуацию в мире.

– Все, что сейчас происходит в моде, должно приносить радость и успокаивать. Произошел ряд событий, которые потребовали от всех участников процесса поддержать людей в том, что происходит. Когда мы чего–то пугаемся, мы начинаем обращаться в прошлое, где у нас происходили какие–то радостные события. Поэтому во время пандемии сильно вырос интерес к старым вещам. В Англии, например, на 600% выросли продажи пудингов, а в мире вообще выросли продажи виниловых пластинок. Люди таким способом себя успокаивали. И одежда почему обращается в ретро в ближайшие пять лет? Она хочет успокаивать и приносить радость. Именно в прошлом люди находят свою радость и успокоение. Также одежда должна быть очень утилитарной. Люди больше не захотят делать эмоциональные покупки ради одного выхода. Хотят покупать вещи на много лет – достаточно универсальные, добротные, качественно сделанные. Вещи, которые снова можно носить 5–7 лет, снова и снова обращаться к ним в гардеробе.

«Появление метавселенных открывает уникальные возможности»

– А мода все–таки, на твой взгляд, сегодня, учитывая все диджитал–возможности... На мой взгляд, она уже не имеет границ. То есть можно заимствовать какие–то культурные коды других стран . можно делать свои показы, находясь физически в другой стране, – онлайн. И ты сейчас в какой–то момент активно начала занимать эту диджитал–нишу, создав цифровую коллекцию.

– Да, это уникальный момент в истории, наступает новое время. Все мы помним, как много мы говорили, что все идеи уже придуманы и наступило время стилистов. В последнее время мы это обсуждали – что две руки, две ноги у человека никуда не деваются. Вокруг тела мы не можем создавать бесконечное количество идей, есть определенные ограничения.

– Появляются новые ткани, новые технологии.

– Да, но все равно мы крутимся вокруг одного и того же. А вот появление метавселенных, появление несуществующей жизни в метавселенных открывает уникальные возможности. Там человек может быть тем, кем он хочет. Он может стать животным, воином, может летать, может стрелять, может обладать теми способностями, которых у него нет в реальной жизни. И то же самое происходит с костюмом. Благодаря открывающимся возможностям костюм тоже получает новую жизнь. Получается, что можно снова создавать достаточно сложные, безумные, новые идеи, которые раньше были никому не нужны, в этих метавселенных. Сейчас появится и целая плеяда новых дизайнеров, и будут обязательно новые открытия в одежде, но уже в цифровой. Так как через какое–то количество лет 40% денег начнут тратиться в метавселенных, мы как коммерческий бренд тоже смотрим в эту сторону: мы уже начали производить 3D– одежду и планируем это направление развивать.

– Расскажи немножко, как это работает. Мне это не очень понятно. Думаю, и для многих наших зрителей это тоже пока непривычно звучит. Я понимаю, что такое сходить на концерт в метавселенной, будучи в другой стране, в VR– очках. Или посмотреть показ, или смоделировать дизайн своего жилища. Но что такое диджитал–одежда? Как это выглядит?

– Ты же идешь на этот показ в одежде, со своим аватаром?

– Да.

– Но этот аватар должен быть во что–то одет. Аватар должен быть причесан, накрашен, должен где–то жить. Он встречается со своими друзьями, ходит с ними на выставки, проводит время. И этому аватару тоже требуется создание гардероба.

– Если мой аватар, например, хочет пойти на концерт в платье от Алены Ахмадуллиной, я могу пойти в твой виртуальный бутик и выбрать себе платье, купить?

– Да, уже начинается открытие виртуальных бутиков. Да даже просто ты сидишь дома, и тебе нужно провести переговоры с кем–то. Но ты не хочешь сегодня краситься, делать прическу и одеваться. Ты просто включаешь аватара, который... Ты сидишь перед экраном, а аватар полностью повторяет твою речь и твои действия. Ты можешь поправить волосы, кашлянуть. Аватар все будет повторять, но только выглядеть он будет идеально – так, как ты попросишь его одеться и накраситься. А сама ты можешь сидеть с пучком, в тренировочных штанах и вести переговоры.

– Это требует определенной подготовки и сноровки. Я видела людей, которые не очень хорошо разбираются в технологиях, которые хотели использовать другой аватар или сменить фон во время своих Zoom– конференций и в результате... допустим, руководство выходило к подчиненным в образе хрюшки или зайчика.

– Понятно, что ошибок тут не избежать, это же новая история.

– А кто ваша целевая аудитория?

– Там, в метавселенной?

– Там, в метавселенной.

– Она еще не сформировалась.

– Но это более молодая аудитория?

– Я думаю, да, это поколение Z. Обсуждая с людьми поколения Х метавселенную, я вижу: они даже не понимают, что это такое, не собираются ни жить там, ни тратить свои деньги, ни ходить на концерты. Они к этому абсолютно не готовы. У нас на сайте покупают диджитал–платье, потом мы получаем гневные письма: «Верните мои деньги! Что я купила? Я думала, я покупаю настоящее платье».

– Серьезно?

– Да. Тут придется очень много разъяснять, тратить время на то, чтобы донести до людей, что это.

– Когда у тебя появились первые такие платья, я увидела в соцсетях – наши фешн–иконы появились в них. И я увеличиваю и думаю: «Это настоящее платье или нет?» Я сначала думала, что это реальные платья. А потом поняла, что это все–таки аватары. Я так понимаю, оно стоит гораздо дешевле, чем живое кутюрное творение?

– Да, изначально 3D– одежда возникла для того, чтобы помочь людям, которые ведут соцсети, не покупать каждый день гардероб, чтобы создавать новый интересный контент, а воспользоваться 3D– образами.

– Вот это хорошая идея, кстати.

– Получается, нужно просто сняться в купальнике или в одежде, которая не выступает в стороны, прислать свою фотографию, купить платье за 5000–8000 рублей, и наши дизайнеры это платье вмонтируют на фотографию, и будет выглядеть так, словно человек носит это платье.

– То есть это ваши дизайнеры. Покупая это платье, ты не можешь... Пока технологии не позволяют самостоятельно интегрировать это на фото?

– Пока нет. Сейчас пишется много программ, но нет ни одной понятной, легкой в использовании. Должно еще пройти время.

– А кто еще из дизайнеров пользуется технологией диджитал–одежды?

– Ну, в России уже есть дизайнеры. Я видела, слышала. Не помню имен, к сожалению.

– А насколько это востребовано в мире сейчас?

– Я думаю, пока крайне невостребовано.

– А какие продажи? Большой объем продаж?

– Крохотный, микроскопический.

– Вы будете развивать это направление?

– Да, обязательно.

– Но вы все равно зависите от появления новых технологий, которые будут делать эти наряды более доступными, более функциональными?

– От многого зависим. Весь рынок должен начать реагировать, чтобы мы тоже в него вписались. Быть такими новаторами, идти самыми первыми очень сложно и дорого.

– Насколько у нас сейчас есть доступ к этим метаплощадкам?

– Да он свободный. Их огромное количество.

– Если мы вдруг реально захотим пойти виртуально нарядиться и использовать все возможности метавселенной, погрузиться туда, сходить на концерт, сходить в бар, пообщаться с другими людьми, у нас есть такая возможность?

– Конечно. Надо зарегистрироваться в какой–то метавселенной, помучиться с освоением... как этим всем пользоваться, и, видимо, потом можно идти на выставку, или на концерт, или просто попить кофе.

– Как ты думаешь, если эти технологии будут внедряться, насколько это будет сказываться на каких–то наших коммуникационных способностях? Может быть, мы вообще разучимся общаться в реальном мире?

– Говорят, что информации такое огромное количество, что если раньше мы хотели узнать новости, то сейчас мы больше отодвигаемся. И... поколение Z уже даже не хочет лично общаться: ему комфортнее иметь возможность условно выдернуть из розетки компьютер и отключиться от всего, чем встречаться лично и зависеть от каких–то обстоятельств.

– Вживую же человека не заблокируешь, с ним же надо сидеть и час разговаривать.

– Ну да.

«Мы еще использовали новую технологию – встроенные в куртки обогреватели»

– Одной кнопкой не ликвидируешь. А если не диджитал, если отойти от этой темы, какие еще тренды нас ждут в ближайшее время?

– Ну, во–первых, идет изобретение новых красок. Появилась возможность печатать цвета как на экране компьютера, то есть с очень высокой яркостью. Потом появились «умные» ткани, которые могут регулировать температуру тела, даже считывать определенные проблемы, болезни, передавая вовремя информацию чуть ли не вашему доктору.

– Диагностика по ткани?

– Ткань проводит диагностику каких–то определенных болезней, которые доступны... Ну, как часы. Мы же сейчас можем замерить количество кислорода в крови. Так же и ткань может считывать...

– Ты пришла в платье на ужин, а у тебя написано...

– «У вас температура 39. Скорая стоит у дверей». Ну, примерно так. Потом, ткани, которые будут быстро разлагаться и самоуничтожаться. Ткани, которые будут менять цвет, или ткани, которые не требуют стирки, а самоочищаются. То есть много чего изобретается. Как правило, многие тренды начинаются именно с тканей, а дизайнеры уже подхватывают эти технологии.

– Я слышала, что уже активно внедрены технологии тканей, которые меняют свой цвет в зависимости от наличия или отсутствия солнечного света. Есть же такие уже?

– Да.

– А ты планируешь использовать что–то подобное в своих коллекциях?

– Как только это станет доступным. Пока что все новые технологии очень дорогие. Например, мы хотели использовать в нашей второй линии, в DREAMS, ткани, окрашенные фруктовыми и овощными очистками, но эти ткани в четыре раза дороже, чем остальные. Это резко скажется на себестоимости продукта. Наш клиент пока не готов купить платье, которое в четыре раза дороже потому, что окрашено очистками. Еще из трендов: появятся бренды и магазины с полностью белой одеждой. Это бренды, которые полностью откажутся от крашения, химического воздействия на ткани.

– А белый – это разве не краситель сам по себе?

– Нет. Белоснежный – это краситель, а молочный, топленое молоко – это естественный цвет ткани.

– А что тебе самой нравится, что тебе ближе из этих новых технологий, которые в ближайшем будущем появятся? На что ты смотришь сейчас?

– Мне, конечно, нравится, что мы мусор перерабатываем в ткани, которые можно носить. Этих тканей уже очень много на рынке, и мы сами их используем. Покупая эти ткани и создавая из них одежду, я понимаю, что приношу пользу: я поддерживаю очистку океана. И мои клиенты, покупая эту одежду, будут чувствовать, что они, помимо получения красивой вещи, приносят пользу.

– А кто производит сейчас эти ткани?

– Множество компаний. Этот тренд, sustainability , – он уже практически у каждого производителя ткани есть. Но это пока... Вот много рейлов, и маленький рейл sustainability. Кстати, мы еще использовали новую технологию – встроенные в куртки обогреватели. К сожалению, наши покупатели почему–то не очень оценили эту идею. Мы сами удивились, ведь у нас северный город – и куртка с нагревом, конечно, может быть полезной. Но это не пользовалось популярностью, люди не захотели. Нужно заряжать, какой–то аккумулятор носить, куда–то в розетку куртку вставлять. Не оценили.

– Мне кажется, тут вопрос времени. Про автомобили раньше тоже так говорили: «Чего? Автомобиль через розетку заряжать? Розетки же надо где–то искать!» Ничего, сейчас розетки по всему городу, зарядки для электрокаров. Я думаю, что это вопрос времени.

– На все новые идеи нужно время, да.

– Может быть, действительно, стоит начать кому–то это использовать и показывать, что это удобно. А аккумулятор тяжелый, наверное?

– Ну, как зарядник для телефона дополнительный. Ну, сколько–то там весит, не знаю. 100 грамм, может.

– Я, наверное, была бы у вас первым пользователем. С большим удовольствием... Я даже себе этой зимой покупала аккумуляторы для телефона, которые еще нагреваются, чтобы греть руки. Зимой, допустим, садишься в машину, она еще не прогрелась, и ты берешь этот аккумулятор, включаешь его, им же заряжаешь телефон, и он еще нагревается и им можно греть руки.

– Здорово. Я использую японские пластыри. Когда нужно продержаться на улице достаточно долго, я просто облепляю ими одежду – и все, я как в термосе.

– Да. Эти пластыри, и еще есть для обуви такие же вкладыши, которые нагреваются. Еще сейчас выпускают такие носки с подогревом и перчатки с подогревом.

– Про такое я еще не слышала.

– Сейчас все–таки эпоха, которую люди называют «фастфешен», когда люди покупают вещи, достаточно быстро от них избавляются. Мы очень любим очищать свой гардероб от ненужных вещей, покупать новые. Но при этом все равно существует некий винтаж. И мы знаем, что очень многие платья, которые были сделаны десятилетия назад, люди до сих пор покупают, носят, они пользуются спросом и прекрасно выглядят. Сегодня что нужно для того, чтобы твоя одежда, твои платья вошли в историю и спустя десятилетия, может быть, была какая–то выставка из костюмов начала 2000–х с характерными вещами?

– Я думаю, во–первых, это должна быть какая–то крайне инновативная идея. Например – как причина, изобретение чего–то нового. Тогда – да. Ну, как «Черный квадрат» в свое время, или как Кристиан Диор со своими «платьями счастья». Они вошли в историю. Сейчас никого не удивишь таким платьем, но в свое время, в нужный момент, они были в нужном месте.

– Но на выставках это очень красиво до сих пор смотрится.

– Да. Во–вторых, я думаю, что это платья, несущие в себе какой–то дополнительный смысл. И в–третьих, я думаю, просто уникальные, очень красивые платья, принадлежащие каким–то лучшим коллекциям дизайнеров, могут... Ну, те, которые сквозь время радуют глаз, поражают интересными идеями в работе с фактурой, или с конструкцией, или с цветом. Или платья, посвященные какой–то определенной задаче. Мы, например, создавали платье, посвященное Майе Плисецкой, и в нем снялась Марина Александрова. Мы в одном платье воплотили белого и черного лебедя. Платье было создано из тысячи расписанных вручную перьев. Оно было посвящено Майе Плисецкой и создано уникальным образом. Мы его два месяца создавали, расписывали, каждое перо отдельно обрабатывали, каждое перо было нарисовано художником. Это впечатляет, это интересно рассматривать. Что касается эпохи фастфешен, она закончилась. Люди больше не хотят выметать весь свой гардероб, они хотят купить вещи, которые будут носить годами. Поэтому качество вещи выходит на передний план, а дизайн уходит немножко на второй. Вещи должны быть утилитарными, подходящими к разным ситуациям. Ну, например, большой черный мужской пиджак, который должен быть очень качественным, без дизайнерских элементов, чтобы он был актуален всегда: и спустя три года, и спустя пять лет его можно закомплектовать, надеть на платье, или надеть с джинсами, или с такими же брюками. Вот это утилитарная вещь. Также наступило новое время в том смысле, что мы очень внимательно относимся к тому, что мы выбрасываем. Многие бренды сейчас предлагают принять обратно свои ношеные вещи. Активно начинает развиваться рынок ресейла. Сейчас мы увидим появление большого количества сайтов, которые будут продавать уже ношеную одежду. И появятся компании, которые будут давать одежду в прокат. Это все очень большой новый тренд.

– А мне почему–то казалось, что у нас в какой–то момент появилось очень много компаний, которые дают одежду напрокат, особенно красивые кутюрные платья, которые не все могут себе позволить ради одного единственного выхода, а тут очень удобная концепция: взял напрокат – вернул обратно. Но почему–то это не стало пользоваться популярностью, и многие компании закрылись.

– С вечерней одеждой почему так: случилась пандемия, ходить стало некуда, и, видимо, компании не выдержали этот период ожидания. Во–вторых... Да, это мощный тренд, но люди еще должны привыкнуть и отреагировать. Этот процесс перехода займет какое–то время.

– Алена, спасибо большое, что нашла время прийти к нам. Будем следить внимательно за твоим творчеством и за интеграцией всех модных современных технологий в твои коллекции. А я с вами, друзья, прощаюсь и хочу напомнить о том, что «Подкаст.Лаб» «Не лыком шиты» тоже стремится стать частью культурного наследия. Приходите и смотрите нас на сайте Первого канала. До встречи!