Двадцать лет спустя

— Здравствуйте! Это подкаст «20 лет спустя». У меня в гостях сегодня рок-группа «Свинцовый туман». Привет, ребята!

— ЗдорОво!

— Здравствуйте!

— Здравствуй, Костя!

— Мощно выстрелил их хит в середине 1990-х. В начале?

— В середине, в конце.

— В середине, в конце 1990-х.

— В конце, да.

— «Я знаю». До сих пор крутят на многих радиостанциях этот хит.

— Попадает в хит-парады даже.

— Серьезно?

— Да. Мы из-за этого опять собрали коллектив, снова, потому что запрос пошел обратно. И поэтому вместе с ребятами, с Гришей и с Сашей, мы восстановили «Свинцовый туман».

— У вас реюнион получился.

— Да, с братьями Лапенковыми.

— У меня в гостях лидер, основатель, автор текстов, автор музыки, автор всего вообще. Автор «Свинцового тумана». Дмитрий Нестеров!

— Да, все правильно. Ну сейчас и соавторы тоже новых песен и новых аранжировок - это Гриша и Саша Лапенковы.

— Да. Гриша, Саша, привет!

— Здравствуйте!

— Вы близнецы, я так понимаю?

— Да.

— Уральские перцы.

— Ты их по бородам различаешь, я так понимаю.

— Я вообще их различаю. Мы знакомы сто лет, поэтому...

— С 2000 года?

— С 2000 года мы знакомы, да.

— Не могу не задать вопрос, на который ты уже практически ответил. Что сейчас? Что происходит?

— Как раз пошел опять какой-то резонанс и интерес. Я смотрю, и по скачиваниям, и по прослушиваниям в интернете какие-то безумные сотни тысяч всяких цифр, миллионы. Поэтому группа стала востребованной.

— Почему ты не перезальешь клипы в хорошем качестве? Потому что 480 разрешение максимум.

— Ты знаешь, у меня ничего нет.

— Как это? Исходников нет?

— Да, я не сохранил ничего. Я думал, что я завязал с музыкой навсегда. И честно говоря, я даже не помню, где, на каком складе у меня хранились все мои бетакамы и исходники.

— А тут появились братья и встряхнули Диму.

— А чем ты занимался в этот период, когда... Скажем, с конца 1990-х и по сегодняшний день, когда...

— Ну, в нулевые я занимался организацией мероприятий, связанных со всякими политическими выборами. Я готовил поле, то есть это называлось тогда «социальная программа». Я готовил людей к приходу агитаторов.

— Слушай, как все начиналось?

— Кость, как обычно. Тогда в Москве во всех институтах... Я учился в Московском автомобильно-дорожном институте, у нас там в ДК института мы все это делали. Но, скорее всего, мы там организовались и репетировали, а потом перебрались и репетировали на Соколе в ДК МАИ. Это было культовое место тогда, там была популярная дискотека.

— Да, Минаев, по-моему, Сережа.

— Там много чего было интересного. Там уже репетировали практически... много известных групп. Были диджеи, дискотеки, мы там выступали со своими живыми концертами во время дискотек. Ужас, как было все намешано.

— Вау!

— Медленные танцы были белые, дамы приглашали кавалеров.

— Белый танец?

— Ну медленные танцы были. Представляешь, тогда это было нормально - посередине танцевального сета медленные танцы.

— Круто. А когда ты решил, что ты должен писать музыку? И что сначала, текст или музыка?

— Музыка.

— Музыка сначала?

— Да. Это беда нашего коллектива, что я сначала музыку пишу.

— Почему?

— У нас в стране много...

— У нас в стране нужен текст.

— Я знаю, ты медленно песни пишешь очень. Я прошу отвечать на вопрос медленно.

— Да-а-а. Я пишу медленно песни.

— Почему?

— Да нет, на самом деле я не знаю, как песни пишутся. Они сами как-то раз - и выскакивают.

— Если бы знать, как пишутся песни, мы бы уже написали, наверное, стопку.

— Да.

— Причем я не профессиональный музыкант, ребята - профессионалы. С высшим образованием музыкальным. А вот мысли одни и те же. Хорошую песню написать, конечно, непросто.

— Особенно веселую.

— Да, веселую, позитивную. Я знаю, это фактически...

— Грустную можно легко.

— Я знаю, как Дима писал песню: Я знаю, придет тот день...

— Нет, нет, нет. Я был влюблен, я играл на расстроенном рояле в ДК МАИ, позади дискотеки. И сразу придумал этот припев.

— А я думаю: «Что в гармонии не то?»

— Расстроенный рояль!

— Все, теперь ты раскололся.

— Ты один раз красиво вышел из ситуации. Ты взял просто текст Байрона.

— Ну это да. Спасибо маме, она мне, когда я болел, читала стихи. Был у нас перевод...

— Байрона?

— Да, в переводе Пастернака, Маршака.

— Нормально. Мне «Незнайку на Луне» читали, а тебе - Байрона.

— Мне тоже «Незнайку на Луне» читали. Но как-то мама... Я очень плохо себя чувствовал, и она начала мне читать стихи Байрона. И мне так понравилось, так запало в душу, что я об этом вспомнил, когда уже начал придумывать музыку и искать какие-то тексты.

— Лучше всего на эту музыку лег текст самого Байрона?

— Да, сам я не мог придумать, понимаешь. Ну, а раз попробовал - и подходит ритмика. Я так раз-раз-раз-раз-раз - и все легло. И получилась песня «О, если».

— Давай сейчас возьмем да споем.

— Давайте. Споем?

— Споем. 

— Это подкаст «20 лет спустя», я ведущий Константин Михайлов, и у меня в гостях «Свинцовый туман». Как родилось название?

— Ой, это была тоже катастрофа, потому что это было в студенческие годы, после даже. Потому что вроде группа, группа, группа, а какая группа? Названия нет никакого. И вот мы придумывали, огромный был список названий всяких разных. Тогда были модные названия из двух слов состоящие. И вот я тыкал, тыкал, тыкал, тыкал, и когда мне все это надоело, ткнул пальцем, и получился «Свинцовый туман». И мне это показалось очень по-британски, очень по-байроновски.

— Пальцем в небо.

— «Свинцовый туман».

— А, опять Байрон.

— Конечно, «Свинцовый туман», конечно, такая вот холодная романтика.

— Что-то я слышал, что в самом начале карьеры случились гастроли в Великобританию.

— Да, была такая авантюра, но это не авантюра, это на самом деле на излете Советского Союза был культурный обмен.

— 1991-й.

— Да, и сюда приехали какие-то люди из Би-би-си, только они относились к ирландскому Би-би-си. И они выбирали, и выбрали три группы. Одна играла гитарную музыку, «Свинцовый туман». Один был джазовый коллектив, один был такой фолк-роковый коллектив, «Белые одежды», они в кольчугах выступали и в шлемах настоящих, металлических.

— Класс.

— И мы попали первый раз таким образом в Англию, а там мы дальше уже зацепились, познакомились с разными продюсерами, музыкантами, различными людьми, отыграли достаточно много концертов. На русском языке, прошу отметить. Мы пели «Прости», а они подпевали «Бразил». Но это было неважно, главное, подпевали, понимаешь, Костя? Это же... Мы же занимаемся бизнесом, это же магия.

— Одно и то же. «Прости» и «Бразил».

— «Прости», «Бразил». Конечно же.

— Слушай, а вот про продюсера. Ты вообще все сам. Я, насколько помню, ты приходил на радио. Вот я помню тебя и Аленку Пугачеву вдвоем все время.

— Она у нас такая... У нас была пара. Мы бегали. Она занималась тоже администрированием коллектива.

— В этой песне, я знаю, там шикарный был прям в самом конце, там она... 

— Ну это они пели, у них было четыре девушки, она не только одна пела. Там девчонки еще были с ней.

— В клипе две. Одна на гитаре...

— Но на концерте у нас, в конце концов, остались две. Аня Скажинская и Алена Пугачева.

— Слушай, а как ты все сам? Ты был вхож на все радиостанции, получается?

— Кость, это просто волшебный факел в одном месте, понимаешь? Очень много задора юношеского и уверенность в победе, и все.

— Прекрасно.

— Ужас. Аж самому сейчас страшно, какие творились чудеса вообще.

— Ну какие чудеса? Вот как ты просто...

— Все...

— То есть с ноги открывал дверь просто... Как тебя пускали туда?

— Я не понимаю, как это все получалось. Сейчас ты меня спроси, я не понимаю. Не было вообще ничего, никаких пределов в совершенстве, понимаешь? Мы придумывали какие-то безумные вече... Слушай, мы на 9 мая в клубе «Титаник» танцевальном играли живой концерт с диджеями, которые с винилов под нас просто ловили биты, играли под нас танцевальные биты.

— Скретч.

— Нет, прям биты, представляешь. Хаус, да.

— Слушай, какое было время.

— Такие вечеринки устраивали, понимаешь?

— Да, время было действительно... Все, вот железный занавес только рухнул. И столько впереди надежд, столько впереди вот этого света в конце тоннеля. И об этом же песня «Я знаю».

— Да, «Я знаю, придет тот день».

— Поэтому она выстрелила тогда. Именно об этом. Стопроцентный позитив. Это искренне, мы хотели поделиться с людьми.

— «Я знаю, придет тот день». Он пришел?

— Да. Смотри, мы здесь, ты здесь, подкаст. Все отлично. 20 лет спустя, мы снова вместе. Все прекрасно.

— Класс.

— Прекрасный канал, прекрасная передача.

— 35 лет группе, да?

— Да, 35.

— У-у-у! Но если так совсем в начало, если с МАИ, то еще больше получается.

— Нет, нет, 35 - это с МАИ.

— А, с МАИ уже 35.

— Да.

— Дима Нестеров... как-то иностранец прочитал по-русски написанные его имя и фамилию Дима Нестеров как «Дюма Хектепоб».

— Да, он сказал, что русские очень странные. А что странные? А я писал ему свой адрес, куда надо присылать. Он читает, говорит: «Это вообще вот как так? Ты вроде Дима, и все. А пишешь, пишешь»Дюма Хектепоб". То есть Иванов был бы Убахоб, понимаете? Меня друзья так потом и звали Хектепоб.

— Диджей Хектепоб.

— Дима Хектепоб, Дюма Хектепоб.

— Я помню еще песня у тебя такая была в танцевалку немножко, то есть она такая прям...

— «Это ушла любовь», мы делали танцевальную версию этой песни как раз с диджеями маивскими.

— Ага.

— Они нам записывали биты, мы на этих битах сделали обработку танцевальную.

— Я помню, что ты назвал свой стиль как новый гитарный...

— «Новая гитарная музыка» мы называли.

— Точно, точно. Я помню, на тот момент это действительно было очень-очень свежо и классно. Но до сих пор актуально слушается.

— Нам надо было выделиться как-то. По молодости надо было свою поляну организовывать. Рок был, поп был, а гитарной музыки не было.

— Ну, считай, это получился поп-рок.

— Поп-рок, да. Потом называли «брит-поп».

— А ты как человек, который все время немножко смотрит в будущее... Что дальше?

— Вот мы и будем дальше. И будем ждать, пока подрастут молодые снова.

— То же самое или в какое-то направление?..

— Мы сейчас как раз занимаемся, новый материал пишем.

— А в каком стиле это будет?

— Не знаю. Гриш, в каком это стиле?

— Фолк?

— Ну, я думаю, что это пока даже непредсказуемо совершенно.

— Нет, однозначно это будет «Свинцовый туман», просто уже в XXIII веке, к примеру. Ну да, я так уже говорю, но в любом случае это будет «Свинцовый туман».

— Не хотите больше электроники добавить, диджеев тоже на сцену?

— Пробовали.

— Пробовали?

— Пробовали.

— Мало того что талантливых и диджеев, и продюсеров... пытались внедрить...

— Прошивка музыкальная у музыкантов все-таки берет верх, надо все играть живьем, если мы это умеем, надо играть живьем.

— Но экспериментов не боимся.

— Ищем. У нас выйдет новая песня «Москва», пока она так называется. Посмотрим, услышишь как раз. Это будет такой «Свинцовый туман», 24-й год. Весной.

— Девчонки будут?

— Девчонки все будут.

— О чем мечтал 20 лет назад?

— Ой, сложно сказать. Я вот не знаю, о чем парни мечтали. Я просто жил и наслаждался тем, что мы можем делать что-то. И писать музыку, и играть по клубам. Это было в кайф.

— Ну, то есть не было там амбиций стадионных, каких-то мировых туров?

— Нет, у меня такого не было. Хотя, ты знаешь, я говорю «амбиций не было»... Ты не представляешь, я однажды приехал в Лондон подписывать альбом на русском языке. Я им пытался впарить и подписать с ними контракт. Вот ты говоришь «амбиции». Это амбиции или нет? Это, наверное, немножко сумасшествие.

— Оптимизм.

— Это сумасшествие, но факт остается фактом.

— Нет, у тебя хорошая шиза такая, которая, как я понимаю, и открывала тебе двери на все радиостанции.

— Я был уверен. Я делал то, во что верил. Мне было неинтересно, ждут меня или нет. Да, это точно.

— По поводу клипов: ты принимал участие в разработке сценариев?

— Ты знаешь, нет. Это все было отдано ребятам, потому что я очень сильно доверял всем профессионалам. И они делали все очень хорошо. Они вообще мегаталантливые ребята. И жизнь это показала. Они сейчас ведущие режиссеры, операторы.

— Слушай, а тебе не хочется ничем руки занять на сцене, когда ты поешь? Потому что ты без инструмента, у тебя только микрофон.

— Бубен.

— У тебя есть обычно, да?

— Он всегда у меня был раньше, но я отбивал себе ногу так сильно, я ходил с синяками. Серьезно, мне хирурги однажды просто сказали: «Ты закончишь плохо».

— Гематомы?

— Гематомы постоянные. У меня даже были джинсы с кожаными накладками изнутри, чтобы как-то не бить ногу. Я перестал.

— Мы даже его на кафедру бубна отправляли.

— Да, ребята говорят: «Дим, тебе пора».

— Повышение квалификации.

— Кафедру бубна.

— Они же профессионалы, понимаешь? Они пришли и сказали: «Дима, Дима, пора на кафедру».

— 16-я хромает, да.

— А что сюда ты бубен не принес?

— Уже не могу, аллергия. Синяк сам собой образуется, понимаешь?

— Бубнофобия у тебя. Я знаю, что вы сейчас помогаете молодым музыкантам, наставничаете. В какой это форме? У тебя что-то типа продюсерского центра?

— Нет, нет. Во-первых, и ребята, и я, и мы все стараемся хоть как-то, если видим талантливых людей, они особенно не блещут финансами, еще чем-то, мы пытаемся им помочь, как-то спродюсировать очень много, надо помогать даже аранжировки делать.

— То есть ты прямо спонсируешь?

— Я просто прихожу на репетиционную базу, с ними сижу, помогаю им правильно составить песню, чтобы люди услышали какой-то продукт, а не просто размышления на тему.

— Но тебя слушают? Или нигилизм...

— Слушают. Они потом все равно плывут по своей жизни, но все равно это впитывается. Благодарности я не жду.

— Попахивает продюсерским центром.

— Посмотрим. Ты знаешь, мы сейчас занимаемся, думаем на эту тему, но тяжелая работа, неблагодарный труд. Ты же потом музыканта не привяжешь к батарее, не заставишь, контракты не работают. Это может быть только благотворительностью.

— Сейчас вообще мир просто получился беспродюсерный, что ли?

— Это ужасно, потому что на самом деле все продюсерное. На самом деле, как только артист начинает куда-то появляться и песни у него выстреливают, у него образуется круг людей, которые стараются ему помогать.

— И хотят заработать.

— Ну, захотят заработать и начинают ему все-таки помогать. Сказать так, что человек вот выложил что-то в интернете, стал популярен и после этого он один все это делает, - это неправда.

— Слушай, ну у Налича же так завирусился его «Гитар», он вообще все сам сделал.

— Ну да, но куда он потом делся?

— Нормально все. Существует. Отлично. Пишет музыку для кино, спектаклей.

— Ну вот, он пишет музыку для кино. Понимаешь, а со сцены он все-таки...

— У вас же тоже сотрудничество с кино было? Ты писал... И песня «Я знаю» вошла в кино?

— Да, но у нас было по-другому. Просто наши песни входили в саундтреки.

— Планируешь что-то писать для кино дальше?

— Не знаю. Я все-таки такой... Тот формат, которым я занимаюсь... Парни, да, у них получается все писать: и для кино, и для спектаклей, и для всего. А я все-таки такой... Мне бэнд подавай. И с бэндом чтобы вперед.

— А тебе клубный формат больше нравится? Такой камерный, да?

— Мне он нравится. Хотя, ты знаешь, мы же играли и в больших... и в «Олимпийском». Там 15 000 орало: «Я знаю, придет тот день». И в «Лужниках» - 50 000. Ничего. Но это какая-то такая атмосфера... другая. Мне нравятся клубы, лично мне.

— Гриш, Саш, а вы для кино музыку пишете?

— Ну они...

— Уже ничего не пишем.

— Да, раньше занимались...

— Раньше писали.

— ...и тем и другим.

— Сейчас просто отдыхаем. Хочется просто быть музыкантами.

— Сейчас такое время наступило, что появилась некая свобода.

— Одним словом, самодостаточные.

— Да, самодостаточные люди. Хочется заниматься только музыкой и играть с Димой Нестеровым. Нам это очень нравится. У нас, кстати, какая-то химия происходит между нами. У нас всегда какой-то творческий симбиоз.

— Процесс. Мы очень легко делаем... Когда мы начинаем аранжировки, мы очень легко делаем.

— Никто никогда не спорит, не висит.

— Не ругаетесь?

— Нет, вообще ничего. Причем у нас совершенно с разных точек зрения. Мы смотрим с разных сторон, но в одном направлении. Это очень интересно.

— Прямо мечта.

— И не говори!

— Несу, боюсь расплескать.

— Нет, нам правда нравится это делать, поскольку тут, по крайней мере, все по-настоящему. Никто не спешит и не думает о коммерции, что надо вот завтра...

— «На это радио не возьмут. И на это, наверное, нет». О формате не думаем вообще. Просто честно...

— ...по-настоящему и искренне...

— Наверное, так и надо творить.

— Уже, знаешь, не набегаешься.

— В наше время, мне кажется, только так теперь можно.

— А вначале ты думал: «Вот я сейчас напишу песню - ее ка-а-ак возьмут на радио!»?

— Нет, я ее пробивал на радио, а не думал. Нет, никогда.

— Это подкаст «20 лет спустя». Мы разговариваем с группой «Свинцовый туман». Я Константин Михайлов. Как любите проводить свободное время? Что ты любишь больше всего делать, кроме творчества? Или творчество?

— Ой, я не знаю. Я творчеством занимаюсь. Я делаю еще какие-то музыкальные проекты, связанные с исполнением другими людьми чего-то. То есть я люблю какие-то фестивали организовывать, еще что-то делать. Мне нравится.

— То есть организатор?

— Ну да, у меня есть такая жилка. Я люблю, чтобы все двигалось вокруг.

— А вы, ребят, как проводите свободное время? Что любите?

— У нас его практически нет, скажем так.

— Да, а если появляется, то спешим так же, как, наверное, Дима.... Помогаем местным...

— Они преподают.

— ...преподаем и вокал, и гитару.

— Мы живем в области. А в области молодых талантов, так скажем...

— ...очень много.

— Много, да. Кому-то же нужно этим заниматься.

— Просто пришло время, наверное, хотя бы отдавать то, чему научились.

— Так складывается, что мы просто благотворительностью занимаемся, потому что деньгами это назвать нельзя.

— Деньгами все равно никак не благодарят.

— Ты должен людям что-то передавать. Появятся какие-то возможности - организуем что-то большое, сильное.

— То, что востребованность появилась, - это точно. Сейчас молодое поколение столкнулось с тем, что, например, уже надоели виртуальные гитары, надоели виртуальные барабаны, это вот все. И начинают обращаться как к папам, братьям и так далее. У меня сын - молодой продюсер. Он всегда: «Папа, надо гитару записать молодым исполнителям».

— Сейчас же опять появилась мода на такое звучание.

— Буквально пару лет назад соло - это была просто роскошь.

— Никто этим не занимался.

— Всегда выстригали просто гитару. «Ты чо, на гитаре играешь?»

— «Только лошара на гитаре играет». А сейчас...

— Конечно, там составил из электронных кубиков - и все.

— Мозаичка.

— А сейчас - нет, надо чтоб от начала до конца выдержано все было.

— Причем партию.

— «Папа, а помоги».

— Вернулся интерес, в том числе и у молодых блогеров.

— «Дядя Саша, запишите барабаны».

— Даже барабаны! Это просто...

— «Дядя Саша, запишите-ка барабаны».

— А как отличать искусственные барабаны и гитары от живых? На слух неотличимо, по-моему.

— Я думаю, что стилем, скорее всего. Стиль, энергетика.

— То есть чуть неправильно где-то, чуть там сфальшивил - «о, живое»?

— Да нет, у каждого музыканта есть некий свой стиль.

— Даже на барабанах.

— Три музыканта собрались, и у каждого свой стиль. Собрался такой треугольник-симбиоз - это, в принципе, дорогого и стоит.

— О чем мечтаешь через 20 лет? Что в идеале?

— Слушай, ну ничего. Самое главное, чтобы с нами все было хорошо и чтобы страна была в порядке. Я об этом думаю. Через 20 лет я хочу, чтобы мы развивались, двигались вперед, у нас были большие...

— То есть никакой цели? Этот кубик, знаешь, как у Стругацких, комната или шар, он слышит, он исполняет желания.

— Я тебе серьезно говорю...

— Пожелай что-нибудь - и будет.

— Костя, я серьезно тебе говорю, мне хочется побольше позитива. Я живу счастливо, мне есть что вспомнить за день. Я много двигаюсь, много чего делаю. Хочу продолжать таким образом двигать пространство. Достижений каких-то больших? Ну, конечно, хочется и альбом выпустить, и побольше концертов поиграть, и поездить поиграть по стране хочется. Но все придет, все будет.

— А вы, ребята, что бы хотели через 20 лет?

— Да я через 20 лет, к примеру, хотел бы, чтобы у всех... у всех людей, у человечества был свой дом, крыша над головой, здоровье; чтобы у моря все жили...

— Я ж тебе говорю: рок-н-ролл!

— ...и слушали красивую музыку.

— А я бы знаете что хотел? Я бы хотел через 20 лет так же встретиться, сидеть и разговаривать о музыке, что мы сделали за 20 лет.

— 20 лет спустя. «Что значит для нас Мазарини...»

— Да, да. Понимаете, я хочу еще стоять на сцене через 20 лет...

— И чтобы передача была долго.

— ...и дарить людям радость.

— Я знаю, придет тот день...

— Песня пережила вообще все, конечно.

— Она переживет. Я вас уверяю, так и будет.

— Она уже в классику вошла.

— Она в классике стопудово.

— А из классики что вы слушали, ребята, когда вдохновлялись? Я так понимаю, Led Zeppelin.

— Все, что существовало в 1960-е, 1970-е и 1980-е.

— До 2000-х годов вообще включая.

— Deep Purple, Rainbow? ХОРОМ: Все.

— Глотали все, ели, пили.

— Мы все настолько... Просто потом, как появился уже гранж, гараж-музыка и прочее... Единственное, что я не слушал, - это глэм-рок.

— К сожалению, в 2000-м году, мне кажется, это все... как будто пришло лето, и все растаяло. Стала музыка одного продюсера.

— Да.

— То есть люди научились крутить ручки, никто не нужен. Появился мини-диск, как в ресторане.

— И все уравнялось.

— Все музыканты разошлись, остался мини-диск и компьютер.

— Что-то же должно сейчас опять выстрелить!

— Мне кажется, все, что сейчас происходит, идет к тому же опять, хоть и говорят, что кольцевые дороги никуда не ведут. Ведут!

— Что это будет?

— Я хочу песню, пока что сделать хотя бы песня новую как-то так, чтобы она была актуальна для современного... для меня современна, для ребят современна.

— Точно останутся гитары, барабаны и бас-гитары - все, что живое. Это точно останется. Это еще, думаю, на века вперед останется. Никуда это не денется.

— Потому что это классика.

— Мне лично музыка без гитар не нужна. Без барабанов, без баса, без такой вот живой подачи.

— Ну да, мертвовато.

— А оркестр?

— Это другая история. Вообще, честно говоря, надо возвращать индустрию, когда все друг с другом живут, обмениваются, живут в одном комьюнити, в одном обществе.

— Да все равно все вернутся к живому, потому что люди без живого не могут.

— К аналогу, да?

— Да. Потому что люди сидят за столом и что под баянчик поют? Под баянчик...

— Не «вернутся», а уже вернулись.

— А уже вернулись, да.

— Давайте что-нибудь под баянчик сейчас жахнем?

— Давайте.

— Что это будет?

— «Ушла любовь».

— Любовь не уходит никогда из подкаста «20 лет спустя».

— Но она придет обязательно, конечно.

— Она всегда здесь. И здесь всегда самые классные музыканты. Группа «Свинцовый туман» сегодня в гостях у подкаста «20 лет спустя».