Произвольная программа

«Когда Романа увезли в больницу, мне казалось, что это будет очень быстро, легко и ничего серьезного не произойдет»

— Всем привет! Я Максим Траньков. Это подкаст «Произвольная программа». У нас сегодня в гостях героическая Оксана Домнина. Оксан, привет! Добро пожаловать к нам в подкаст!

— Привет!

— Очень много внимания сейчас, абсолютно заслуженного внимания, твоему супругу Роману Костомарову, который настоящий герой нашего времени. Но я знаю, что за каждым героем всегда стоит не менее героическая женщина, будь то мать или жена.

— Спасибо за такие добрые слова, Максим.

— На самом деле я очень хотел именно тебя пригласить в подкаст, потому что я думаю, что это интересно, интересно услышать именно твою историю.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:«Смерть — это не страшно. Страшно остаться инвалидом». Интервью Романа Костомарова— Конечно, когда... Роман попал в больницу, я, безусловно... Никто – ни я, ни все наши родные, ни близкие, ни друзья, я думаю, что вообще все окружение фигурного катания, – даже представить не мог, что это выльется в такую тяжелейшую и сложную историю. Я на самом деле в тот момент тоже этого не понимала и не осознавала. Мне казалось, когда Романа увезли в больницу, что это будет все очень быстро, легко и ничего серьезного не произойдет. Но оказалось совершенно все по-другому, оказалось все намного сложнее, тяжелее. И конечно, то испытание, которое выдалось и Роману, и мне, и всей нашей семье... мы его... ...проходим, проживаем, пытаемся принять то, как оно сейчас есть. Конечно, на это нужны большие внутренние силы. Я очень горжусь Романом, тем, как он проходит этот наисложнейший путь.

— Я не знаю, помнишь ты или нет, но этим летом, когда я впервые увидел Ромку, мы сначала встретились с тобой и ты мне сказала, где Рома. Я говорю: «А как к нему подходить?» И ты сказала: «Ты удивишься, но это абсолютно тот же Рома, который был до всего этого». Это сразу так было? Или все-таки у него был какой-то период принятия себя нового?

— Ну... Он до сих пор еще не до конца себя принял и вообще принял всю ситуацию. Но тем не менее он старается жить... старается начать жить своей прошлой жизнью. Ну, ты помнишь эту ситуацию. Ты подошел к нему, и он на самом деле тот же Рома, которым был раньше.

— Да.

— Он внутренне никак не изменился, и это огромное счастье для нас, для семьи и вообще для всех: для друзей, для окружающих.

— Да, потому что я прямо расслабился. Я в этот момент как-то расслабился и понял, что жить можно и нужно, и все вроде бы гораздо прозаичнее как-то для меня стало, что ли. Потому что до этого... Ну я признаюсь честно. ...я даже в один момент просто рыдал дома, Таня меня успокаивала, говорила: «Ты-то чего рыдаешь?» Я говорил: «Ну я просто знаю, как Ромка любит жизнь». Для меня это тоже драма была. И поэтому мне сложно представить, что в семье происходит в этот момент. А ты единственная знала с самого начала или Ромина мама тоже была посвящена сразу же?

— Нет, конечно, знали. Ну как – знали? Мама знала, и брат знал, конечно. О тех последствиях, которые будут, знали с самого начала практически. Поэтому мы эти моменты проходили вместе. Было очень, конечно... вообще сложно об этом думать и вообще думать о том, что это возможно. Сложно представить вообще, что такое возможно. Но, как показывает жизнь, вот так бывает, к сожалению. Но даже в этой сложной ситуации я каждый день верила в то, что будет лучше, что будут какие-то маленькие улучшения, маленькие шажочки вперед. Конечно, сейчас, оглядываясь назад, ты понимаешь, что это на самом деле так и есть. Потому что, представив то, что там было почти год назад, в каком состоянии был Роман и в каком состоянии он сейчас... Это ежедневная работа, это каждодневная ступенька вперед.

«Когда уже пошла эта волна, я была убеждена на 100%, что должна с детьми поговорить первая»

— То есть к двум замечательным детям... Ты теперь еще и Ромке помогаешь адаптировать себя?

— Ну да. Роман сам же уже открыто говорит, что «я большой 46-летний ребенок». Да, это так. Но... если такая ситуация случилась и сложилась, это... я рада быть рядом и помогать, чем я могу помочь, и по-другому в моем понимании быть не может.

— А детям ты сказала, что «папа теперь, когда выйдет из больницы, будет не совсем тот папа, который был до этого»?

— Конечно, я сказала. На самом деле я очень рада, что я это сказала, потому что, когда начались эти все истории в прессе о том, что ампутации, не ампутации, когда уже пошла эта волна, так сказать, я убеждена была на 100%, что я должна с детьми поговорить первая. Больше всего я, конечно, переживала за Настю, потому что она взрослее, она в школе. К ней могли подойти, что-то сказать. Как только эта волна пошла, я уже собралась с последними силами, которые у меня были, и объяснила всю сложность ситуации и последствия, которые у папы есть.

— Одновременно и Илюше, и Насте, да?

— Да-да-да. Я не стала их разделять. Мы сели вместе, потому что, мне кажется, это правильно, когда оба ребенка, несмотря на возраст, узнают одновременно все и потом не задаются вопросами «Мама, почему ты ему сказала, а мне не сказала?» или «Почему ты ему так сказала, а мне вот так?». Поэтому я сказала сразу.

— Когда они ходили в школу, учителя как-то пытались их оградить от этих ненужных вопросов?

— Нет, я часто спрашивала у детей: «Там что-нибудь спрашивают, что-нибудь говорят?» Нет. Настя мне всегда говорила: «Нет, мам. Как бы все знают, что папа в больнице, но никто никогда не спрашивал ничего, не углублялся в подробности». Ну Илюша более маленький, ему 8 лет. Поэтому, понятно, что дети в его школе, я думаю, особо не в курсе того, что происходит с его папой. Учителя, понятно, они в курсе, но в силу своего... Как это объяснить? ...профессионализма, понятно, они не будут ребенка ни о чем спрашивать. Они, наоборот, только помогали, спрашивали: «Что-то нужно? Как-то помочь или еще что-то? С уроками или еще как-то?»

— У меня еще вопрос такой, потому что я папа Анжелики, а Рома папа Насти. У нас схожая ситуация, что это папины дочки абсолютно. Настя как отреагировала, как это было для нее?

— Ну а как может отреагировать девочка любимого папы? Конечно, в принципе, вся ситуация для них обоих была очень сложной, но... ...она молодец, она... ...наверное, как и я. Вот я вселяла, наверное, в себя в первую очередь, в Рому и в детей надежду на то, что все будет хорошо, на то, что мы там со всем справимся, что все будет нормально, «папа со всем справится, и мы вместе со всем справимся». И вот эти... Она, наверное, от меня как-то переняла эти слова. И даже когда папа уже вышел из больницы... Ну, Роман вышел из больницы. ...и начинал что-то там говорить, что тяжело, или плохо, или еще что-то...

— Хандрить.

— Да, хандрить. ...она, безусловно, переживая все это внутри, все равно поддерживала и поддерживает его. И мы все его поддерживаем. Поэтому... не было момента, чтобы она впадала в какую-то глубокую грусть.

— Сколько сейчас Насте лет?

— 2 января будет 13.

— То есть она совсем еще, в принципе, ребенок.

— Да, да.

— Хоть и высокий, как мама.

— Да, да.

— Вы очень с ней похожи. Последний раз, когда мы виделись, это просто... я как будто в детство возвращаюсь и вижу тебя в детстве.

— Ну, возможно, да. Но по фигуре она прям моя, моя. Лицо – немного, конечно, микс такой с папой.

«Я специалист по моральной поддержке»

— Я хочу напомнить нашим телезрителям, что мы с Оксаной Домниной практически одного возраста, и у нас города-соседи: я из Перми, Оксана - из Кирова (Вятки). На всех детских соревнованиях мы, конечно, пересекались. Может, не были никогда друзьями, потому что мальчики с девочками не всегда дружат, но знаем давно-давно-давно друг друга.

— Да.

— Давай вернемся к спорту. Макс Шабалин – твой многолетний партнер. Вы столько лет вместе катались! Как мне кажется, вы вообще самая дружная пара, которую я видел в своей жизни. Вы продолжаете до сих пор дружить?

— Я не могу сказать, что мы прям дружим-дружим вне льда. Мы прекрасно относимся друг к другу. Я вообще обожаю Максима как... не знаю, как человека, как партнера. Ну, в общем... И по поводу дружной - да. Мне кажется, я не вспомню за все время, что мы катались, чтобы мы ругались с ним. И даже когда мы ругались, это было так, на пять минут. Мы разъехались в разные углы, все, съехались, поехали дальше. То есть у нас никогда с Максимом не было каких-то там оров, криков, истерик. Как-то мы находили без слов этот компромисс.

— Я хочу напомнить, что Оксана Домнина в паре с Максимом Шабалиным – двукратные чемпионы Европы, чемпионы мира и бронзовые призеры Олимпийских игр в Ванкувере в 2010 году.

— Как это было давно!

— Да. 2009 год, Лос-Анджелес, чемпионат мира. Ты на первой строчке. И потом начинается опять эта борьба с коленом Макса.

— Ну борьба с коленом продолжалась, она еще до этого была. На самом деле, это уже последний наш год был перед Олимпиадой. Поэтому уже колено Максима, мне кажется, вот так держали, как пушиночку на ручках, все вокруг. И чтобы, главное, доехать, долететь до Олимпиады. На самом деле, я очень счастлива, что мы завоевали бронзу, потому что это все было... как мы тренировались, сколько было у Максима операций, как он практически на одной ноге доезжал до Олимпиады...

— Он в металлическом протезе катал Олимпийские игры. Я помню эту раздевалку, как мы все на него смотрели.

— Да-да-да, это, конечно, было то еще испытание в жизни Максима. Ну а мне приходилось его только морально поддерживать.

— Ты просто спец, получается.

— Я, вообще, да, спец по моральной поддержке.

— Может, какой-то черный юмор, но...

— Да, как-то в жизни так вот получается. Ну ничего, бронзу взяли.

— А ты никогда не хотела, может быть, поменять партнера и попробовать еще одну Олимпиаду?

— Мне предлагали с Романом, конечно.

— Я объясню почему. Вот, я сюда и веду.

— Да-да-да. Безусловно, мне предлагали с Романом, и Роману предлагали. Но мы же здравомыслящие люди, мы же понимали, что...

— То есть это было не на уровне слухов, а прямо серьезно?

— Да, это было. Но мы долго не думали, потому что мы понимали, что прекрасная пара Тесса Вертью и Скотт Мойр, безусловно, с ними сложно бороться на тот момент было. А выходить и не выигрывать никто, в первую очередь Роман, безусловно, не хотел.

— Не в традициях Романа Костомарова.

— Не в традициях Романа Костомарова. Он любит уходить красиво. Поэтому он выиграл Олимпиаду – все. Зачем? Это правильно, на самом деле.

«Мама Романа полностью включилась во внуков, ей это было необходимо. Чем больше она была занята, тем меньше у нее было грустных мыслей»

— Стоило маленькой девочке из Кирова ехать в Одинцово, чтобы вот такая яркая жизнь у нее получилась? Или можно было остаться с мамой...

— Конечно стоило. Мало того, я хочу сказать огромное спасибо своему тренеру в Кирове, Ирине Филипповне Федоровой, за то, что она сама меня отпустила.

— Сколько тебе лет было?

— 14.

— То есть совсем еще...

— Нет, 15. Да, 15. И она сама меня отпустила, и я ей за это безумно благодарна. Это самый гениальный, мне кажется, поступок тренера, когда он понимает, что спортсмена надо отпустить дальше.

— У тебя же тоже пролетарская обычная семья.

— Да, конечно.

— Как они тебя отпустили?

— Мама, конечно, плакала, но совершенно спокойно отпустили. Я, честно сказать... У меня сейчас это...

— Я веду к тому, что Настя у тебя в этом возрасте.

— Я не понимаю. Маме тоже надо сказать огромное спасибо за то, что она меня отпустила в Москву. А раньше же ни телефонов, ни средств связи – ничего. Все – посадили в поезд, уехали. Как там девочка живет, что там с ней происходит? Вообще, да? Я помню, что я ходила на почту, звонила маме раз в неделю.

— Телеграф.

— Да, на телеграф. И писала какие-то письма. А потом, когда у меня появился телефон, первые звонки вот эти... Жила с девочкой в комнате и тренировалась. Удобно – ходили пешком до катка в Одинцово, прекрасные условия. И моя такая глобальная спортивная карьера.

— Все равно же нужно поесть что-то... Кто этим всем занимался? Питание, продукты.

— Ну как – кто занимался? Самостоятельно. Кто занимался? Я сама.

— Ты сразу попала в сборную? То есть сразу деньги были, зарплата? Или родители все-таки?

— Первая поездка в Москву – я помню, что папа продал ружье, чтобы было на что поехать. А дальше были какие-то деньги, но помню такие моменты, когда я шла с катка и понимала, что у меня вообще нет денег, нечего дома поесть, и вообще я иду голодная, холодная, зимой... То есть были такие моменты, конечно. Конечно, была зарплата, но ее на тот момент было недостаточно. Но ничего, добились чего-то, появились зарплаты.

— Да, но мне кажется, что все-таки недаром говорят, что охотничья собака должна быть голодной.

— Согласна.

— Поэтому, наверное, когда мы ехали из наших холодных городов за какой-то мечтой, то и характер... Так закалялась сталь, наверное?

— Это 100%. И конечно, сейчас даже, когда я смотрю на своих детей, я понимаю, что мы все равно, даже в своем понимании, стараемся их не баловать, но это невозможно. Мы стараемся, вроде как хочется закалить эту сталь в своих детях. Но ты понимаешь все равно, что у них другое окружение, они совершенно по-другому, в других условиях растут.

— Но при этом вы все равно Настю отдали в спорт. У нее был выбор вообще?

— Нет. У нее не было выбора, потому что... ...как нам кажется, спорт закаляет характер. Очень сильно закаляет характер, воспитывает дисциплину. Но сейчас мы понимаем, что ни один спорт не бывает легким. Теннис тоже очень сложный вид спорта – физически очень сложный. Нужна такая выносливость, чтобы вынести там 2-3 часа этой беготни туда-сюда за мячиком! Я иногда сижу и думаю: «Господи, бедный ребенок, куда мы ее отдали?» Вот у меня, конечно, хоть я и спортсменка, включается эта материнская жалость. Настя все равно очень ответственно относится и к школе, и к тренировкам, и успевает еще каким-то образом уроки делать, и еще и телевизор посмотреть. Поэтому, когда она мне говорит: «Мама, я ничего не успеваю», я говорю: «Настюш, нет. Не успеваешь ты, если бы телевизор не смотрела. А телевизор есть время смотреть – значит все успеваешь». Поэтому... Ну, в общем...

— А успехи мамы с папой мотивируют дочку на великие свершения?

— Ну не знаю. Тут же двоякая такая ситуация, да? Я думаю, что, конечно, с одной стороны, ей, может быть, морально тяжеловато, потому что все-таки там...

— Планка.

— Да, планка очень высокая. И с одной стороны, она берет пример в плане работоспособности и достижения каких-то целей, а с другой стороны, это морально, может быть, сложно – дойти до такой вершины, как дошла я или папа, допустим. Но мы стараемся на это не давить. У нас нет цели, чтобы она была олимпийской чемпионкой.

— Все эти месяцы, когда ты была вынуждена находиться между больницей и домом, кто помогал – все эти тренировки, школы? Кто брал на себя эту мамину ношу?

— Мамину заботу брала на себя мама Романа. Она полностью включилась во внуков, ей это было необходимо, ей это было нужно. Чем больше она была занята, тем меньше у нее было грустных мыслей. И помогала максимально, насколько возможно, моя сестра.

— Сестра у тебя тоже сейчас в Москве?

— Да, сестра уже второй год живет в Одинцово, в моей квартире. Здесь живет, работает и по возможности помогает. Конечно же, в самые сложные моменты приезжала няня Ильи, которая сейчас постоянно с нами не живет, но, по крайней мере, она 7 лет с нами и она уже как родной человек, член семьи. И она, конечно, в какие-то моменты по возможности приезжала на три недельки побыть с Ильей. Потому что для Ильи она близкий и родной человек, и как-то даже просто побыть рядом, когда меня нет, тоже ему было очень приятно. Ну а так все равно приезжала и помогала Мария Николаевна Орлова, крестная мама Ильи. Она тоже по возможности приезжала и с Настей куда-то ездила: на тренировки, на соревнования. Ну, то есть всеобщими усилиями мы справлялись.

«Только потом мне уже сказали, что шансов на то, что он выживет, был один процент»

— Вы поняли, кто в фигурном катании настоящие друзья у вас? Это тоже же какая-то проверка, мне кажется, была.

— На самом деле, мне кажется, все люди, которых мы знаем, все друзья, с которыми мы сейчас общаемся и дружим, и в мире фигурного катания, конечно же, поддерживали, постоянно писали, звонили. Конечно, старались не беспокоить, но тем не менее писали, спрашивали, чем помочь, как помочь. Но самое основное, что я всегда просила, – только добрыми мыслями и добрыми пожеланиями, молитвами всеобщими. Потому что, я это уже говорила, с точки зрения медицины делалось все возможное и невозможное. И поэтому только всеобщими добрыми пожеланиями Роман справился.

— Ты как профессиональный спортсмен можешь оценить то чудо, которое произошло? Что этот Ромкин характер спортивный, профессиональный здесь тоже сыграл какую-то роль? Что не только медицина, не только молитвы, но и...

— Я убеждена в этом на 100%. На самом деле, это вообще... Это как у нас в спорте: когда пара, допустим, или спортсмен побеждает на соревнованиях, он же не один это сделал. Да? Это огромная команда людей.

— Обязательно.

— Это тренеры, хореографы. Это огромная команда людей, которая тебя ведет.

— Врачи.

— Я про спорт сейчас. И врачи, да. То есть это огромная команда людей, которая ведет тебя к, так сказать, олимпийской вершине. И мое мнение, что та же самая история... ...в победе над болезнью у Ромы. Потому что, если бы не было какой-то одной составляющей – не было бы его сильного спортивного характера, его сильного сердца, – то ничего бы этого не получилось. Потому что даже врачи, профессионалы своего дела, говорили: «Нет шансов. Одна надежда на его сильное сердце и на его желание, на его борьбу. Если его организм не справится, мы ничего не сможем сделать». Или потом, когда он уже выкарабкался, то тоже, если бы не его желание и не его спортивный организм, не его стремление, то тоже бы ничего не получилось. Он бы сейчас лежал, допустим... А может быть, и не лежал бы – не знаю. Да?

— А каково это вообще – услышать, что шансов нет?

— Ну, я это услышала уже чуть позже. Мне, конечно, никто не говорил в первые дни о том, что шансов нет. Это я уже потом узнала, когда уже он выкарабкался и более-менее состояние стабилизировалось. Только потом мне уже сказали, что шансов на то, что он выживет, был один процент из... не из ста даже... Ну допустим, из ста.

— А кого первым Рома увидел, когда в себя пришел?

— Меня.

— Ты помнишь этот момент?

— Конечно. Это сложно – забыть этот момент. Ну, я была рада, что я могу быть рядом с ним, и для меня, конечно, каждый день, когда я приходила, – это была какая-то маленькая ступенечка вперед. Несмотря на ужасно сложное его состояние... я всегда верила, что он справится, у него не может быть по-другому.

— Я еще подозреваю, что выглядел он тоже не так, как сейчас. Далеко не так.

— Далеко, да. Сейчас, конечно, мы видим того Рому, которого мы все знаем. А на тот момент, конечно, это была совершенно другая картина.

«Рома победил болезнь. И это, наверное, самая главная победа в его жизни»

— А по эмоциям это главное твое в жизни? Сравнимо с рождением детей, с подиумом Олимпийских игр?

— На тот момент не было никаких мыслей о каком-то... Как это объяснить-то? О какой-то победе или счастье. На тот момент это... Каких-то мыслей... Состояние было очень сложным, тяжелым и страшным.

— Просто как некая ступень была?

— Да, да-да. Это была такая... Я рада была, что я его увидела, но, конечно же, мыслей... о какой-то на тот момент «победе над болезнью» – их не было. Сейчас, наверное, можно уже сказать, что... Рома победил болезнь. И это, наверное, самая главная победа в его жизни. Ну, для меня.

— А в твоей? Это же твоя победа тоже. Это то, с чего я начал наш разговор, нашу беседу. За плечами всегда стоит великая женщина.

— Ну... жизнь покажет, будет ли это нашей общей победой.

— Да как?.. Жизнь, мне кажется, уже все показала.

— Еще впереди как минимум... Я Роману Сергеевичу говорю: «Впереди еще 46 - новая жизнь началась».

— Да. Заново родился.

— Да.

— В этом пути что было самое страшное для тебя?

— Да все было страшно! Страшно было... какой будет наша жизнь дальнейшая... как Рома себя примет таким, какой он сейчас есть. Как... мы справимся все с этим. Как... В первую очередь как он морально сможет это все преодолеть: зная, как он к себе относится, как за мизинчик маленький переживает или еще за что-то... Для меня, конечно, было большим вопросом: как?.. Как он сможет это все пережить и идти дальше?

— Принять себя нового.

— Да.

«Надо жить, надо идти дальше, идти вперед. Если так – значит, так»

— Я, честно говоря, еле сдерживаюсь: я не понимаю, какой ты сильный человек... И ты не говоришь ни слова о плохом. Я: «Что было самое страшное?» Ожидаешь, что услышишь что угодно! «Я боялась остаться одна, я боялась потерять любимого человека...» А ты говоришь: «Я боялась, как мы будем двигаться, вместе идти дальше». У тебя даже мысли не было, получается...

— Нет.

— Это... такое уважение. Это очень круто.

— Я не знаю, что было бы, если бы было по-другому. Но я на самом деле... как бы плохо и тяжело ни было, я каждый день верила... что все будет хорошо. Я не знаю, как объяснить это чувство. Я не знаю, как его объяснить. Я не знаю! Честно, я не знаю, как его объяснить.

— Наверное, это какая-то безграничная вера в своего мужчину, поддержка, любовь.

— Когда он с самого низа, из пика он вылез – я не знаю, какая-то внутренняя вера в то, что он со всем справится, во мне жила каждый день. И даже когда он в самых тяжелых, сложных морально... ужасных состояниях был, я все равно знала, что будет завтра и будет лучше. Оборачиваясь назад, это на самом деле так и есть.

— Я, наверное, скажу крамольную вещь, но я слышал мнение... и наверное... обдумывал сам в каком-то ключе мысль: а стоит ли дальше жить? Были ли у вас такие мысли? У тебя или у Ромки?

— Конечно, у Ромы такие мысли были. Иногда они есть, и это нормально. То есть...

— Я перебью. Когда я вижу Ромку, общаюсь с ним – абсолютно, сто процентов понимаю, что стоит. Он будто внушает мне: ничего страшного, все возможно, все реально. Такой прямо заряд идет. У него немножко по-другому бывает, да? Хандра нападает.

— Я скажу за себя, за Рому: спортсмены не научены ныть и жаловаться. Как-то... Поэтому, конечно, тот Рома, которого видят сейчас все, – это вершина олимпа, так сказать, к которому он идет еще. Конечно, никто же не знает и не видит того Рому, который приходит домой, – какой он. И конечно, он, когда мы все его видим, вселяет веру и надежду: надо жить. Я придерживаюсь такого же мнения: надо жить. Надо идти дальше, идти вперед. Если так – значит, так. Ты ничего не можешь изменить. Ты ничего не можешь изменить! Надо только идти вперед. Все. Ну нет другого выхода! Поэтому... надо жить. И идти вперед. Хотя, конечно, Роме пока сложно морально это все. Но тем не менее какими-то шагами он тоже... Он в первую очередь идет вперед.

— Какую роль играют дети сейчас для Ромки? Они обсуждают это? Я слышал и веселые истории (Рома рассказывал): «Папа, почему у тебя голова на 360 не крутится?»

— Да, да.

— Дети помогают Роме справляться, не унывать?

— Да, они его, конечно, морально очень поддерживают, он прям в них расцветает, купается, плавает (не знаю, как это назвать). Он, конечно, прям, мне кажется, сейчас получает еще больший кайф от отцовства, чем получал раньше, потому что он...

— Больше времени с ними проводит банально.

— Да. Банально проводит больше времени, и, конечно, прямо они его очень вдохновляют, мотивируют, очень радуют. И конечно... Он радуется тому, что может их видеть, видеть их улыбки, любить, целовать, обнимать.

— И находит в себе силы быть сильным при них, что тоже своеобразная тренировка.

— Да. Он их мотивирует на то... чтобы даже в самой сложной ситуации не сдаваться. Но не только их. Думаю, многих людей.

«Через дорогу люди перебегали, чтобы Роме пожать руку»

— А вы ожидали, что будет такое внимание и такой резонанс вашей истории? Причем это был целый сериал на полгода. И до сих пор это продолжается. Каждое новое видео привлекает внимание, каждая новость привлекает огромное количество комментариев, каждое публичное... Мы недавно были на одном мероприятии, и я еле слезы сдержал. Мы были на ТЭФИ вместе, вы вручали награды, я был ведущим с Женей Медведевой.

— Когда весь зал встал.

— Да. Это был разрыв... У меня сердце чуть не разорвалось просто.

— Я на самом деле... Нет, конечно, мы не ожидали. И вообще, мы об этом не думали, это было, безусловно... ...такой неожиданностью, потому что... Конечно, Рома... Во-первых, он долго не решался показаться. Вообще – на людях. Не знал, как... Это нормальные мысли и нормальные переживания в его состоянии. И конечно, когда... Это был, наверное, переломный момент: когда, даже еще ни с кем не встречаясь, мы выложили видео, и он понял, какое количество – миллионы! – людей его поддерживают и видят в нем столько силы. Его это так внутренне вдохновило и поддержало! Сейчас, когда он бывает в таких упаднических настроениях... Ну, это нормально, в его ситуации невозможно быть всегда в хорошем настроении. Его, конечно, эта всеобщая любовь очень-очень поддерживает. Очень. Конечно, мы даже не могли предположить и представить, что вообще такое возможно.

— В Сочи каждый год мы катали спектакли и все отдыхающие узнавали и так. Но теперь... Я помню: через дорогу люди перебегали, чтобы Роме пожать руку. Это...

— Да.

— Просто невероятная поддержка.

— Ну да. Он даже сам смеется: «У меня раньше женщины были поклонницы, а сейчас даже мужчины останавливаются, из машины выходят, жмут руку». Я просто хочу сказать огромное спасибо всем людям.

— Немного про будущее поговорим: какие планы? Вы безумно оба заняты, ты - в ледовых проектах, Ромка сейчас мотивационные лекции читает и прочее: мероприятия, куча съемок. Но самое главное, буквально на днях появилось видео, где Рома уже рассекает вовсю на коньках.

— Ну... как показала жизнь, строить планы на будущее - можно не строить. Мы живем сегодняшним днем, радуемся тому, что есть сегодня. И я очень рада, что новый виток жизни сейчас у Ромы проходит активно. Да, его приглашают в качестве спикера на разные мероприятия. Сейчас снимается документальный фильм про него, про нашу семью, про его историю. И конечно же, я думаю, вся страна ждала, когда же Рома выйдет на лед. Поэтому... Радостно, что он идет вперед, стремится, добивается.

— Тогда мы просто желаем вашей семье – дружной, любящей – только удачи, здоровья. И будем следить не только, надеюсь, в документальных фильмах, снятых о вас, а еще и увидим воочию на льду вместе. Спасибо, Оксана, что пришла. Не самое простое было интервью, но огромное тебе спасибо.

— Спасибо за приглашение.

— Это был подкаст «Произвольная программа». Я Максим Траньков. В гостях была великая женщина Оксана Домнина.