Борису Гребенщикову сегодня исполнилось 65 лет
Борису Гребенщикову – 65. В это невозможно поверить. Ничего обобщающего это событие сказать нельзя. Я, во всяком случае, точно не могу. Это как говорить о своей жизни. Но не только. О жизни всех своих сверстников. И не только. О жизни нескольких поколений – несколько поколений говорит словами Гребенщикова и его интонацией, как предыдущие несколько словами и интонацией Высоцкого. И опять же – не только.
Что же еще? Вот это. Может быть, самое главное. Помните, было такое выражение. Легенды расскажут, какими мы были. Так вот, о том, какими мы были, точнее о том, какие мы есть, уже рассказано. И так – редко кому везет во времени. Остаться в нем при жизни.
Почему это важно. Трудный, очень трудный вопрос. Рискну объяснить.
Кажется, у Сервантеса есть замечательное рассуждение об искусстве. Зачем оно? Скоро становится ясно, что абсолютно незачем. Нет и не было никогда от искусства никакой практической пользы. Но... Оно, искусство, не просто рассказывает о нас. Оно делает нас, нашу жизнь со всеми ее страстями и желаниями, надеждами и разочарованиями, победами и поражениями – вечной во времени. И таким образом – оправдывает ее, нашу суетную жизнь, перед Богом. Вот как-то так.
С днем рождения, Борис Борисович. И спасибо за эксклюзивное интервью программе «Время».
Чудовища в «Аквариуме», может, и не живут. Но только там водятся рыбы, каких нигде больше не встретишь.
«Первое, что я научился играть на гитаре хорошо, была песня «Гоп со смыком — это буду я». А потом я понял, что, вроде, «Битлз» тоже играют на гитарах, но они звучат как-то по-другому. И я начал пытаться понять, как бы вот этого добиться», — рассказал Борис Гребенщиков.
Гребенщиков — Борис, Боб или коротко и ясно БГ — одним из первых понял: рок-н-ролл по-русски — это если их музыку положить на наши разговоры. Не про земляничные поляны, а про то, о чем, ну, разве что на кухне, шепотом.
«Мы просто регистрируем, как прибор, то, что происходит», — подчеркнул музыкант.
И зашкаливший прибор, словно слетевший с катушек проектор, транслирует образы — один ярче другого, в которых вся жизнь ни плохая, ни хорошая, а какая есть. И от этого мороз по коже.
В годы застоя «Аквариум» был в глухом подполье. На первый рок-фестиваль в Тбилиси их зовут, но тут же прогоняют. Неподобающее поведение на сцене. Страшное дело: за такое Гребенщикова даже из комсомола исключат.
«Большое счастье играть в нехарактерных местах и делать нехарактерные вещи!», — сказал Гребенщиков.
Советская эстрада все еще захвачена сладкоголосыми ВИА, но в Ленинграде уже открылся рок-клуб. Первая большая площадка для БГ, где есть надежда, что концерт не прервет милиция, и, возможно, даже заплатят. Хоть и не факт.
«Ты занимался тем, что ты любишь, и без всякой надежды когда-либо получить за это деньги», — вспомнил БГ.
Выходило строго по классику: поэт в России больше, чем поэт. Он еще и другие специальности освоит.
«Я работал сторожем, многие мои друзья были дворниками», — добавил музыкант.
Поколение дворников, променявшее деньги на пригородный блюз. В прокуренном тамбуре электрички к Гребенщикову подошли два незнакомца. БГ — тогда уже звезда самиздатовских кассет, а Цой — пока еще профессиональный резчик по дереву и гитарист-самоучка. По словам Гребенщикова, они спели ему две песни, одна из которых была легендарная «Мои друзья всегда идут по жизни маршем».
«На следующий день мне пришлось ехать в студию и говорить, что давай освобождать место — это нужно записывать. Так все началось», — поделился Гребенщиков.
Лед непрошибаемой цензуры дал трещину. Они не стали кирпичами в стене, потому саму стену просто не видели.
«Осенью 1986 года нам дали сыграть большой стадион в Петербурге. Мы собрали восемь этих стадионов подряд. Шесть дней и восемь концертов. И как мне потом объяснял кто-то из людей, имеющих отношение к Ленконцерту, они хотели нас сломать, показав, что мы не соберем. Мы собрали», — пояснил музыкант.
Словно вчера это было: пропахшие портвейном ленинградские парадные и совсем экзотические места, куда окрыленная медитацией душа переносит если не тело, то мысль. Он только кажется непонятным, хоть над этим и посмеиваются неофиты.
«Мы – зеркало. Все поучения, которые можно извлечь из «Аквариума» — это то, что вы знаете прекрасно сами, просто от себя это услышать сложно. Поэтому вы предпочитаете это услышать через нас. Но это не мы, это вы», — сказал он.
А он — все время ускользает. Вчера в Лондонском «Альберт холле», завтра — в переходе московской подземки. Заглянуть в «Аквариум» можно совершенно бесплатно. На гастролях БГ, как говорила просвещенная шпана восьмидесятых, всегда стритует, то есть дает джазу на улицах.
Отдыхая от музыки, пишет картины. Гребенщиков уже давно вышел из «Аквариума» на большую воду. И там — не залег на дно. И ведь «встали и пошли» за ним сотни музыкантов, собравших свои группы, и тысячи фанатов, гарантирующих аншлаг в любом городе страны.
Он почти не дает интервью, они ведь все равно растворятся в хаосе разноголосья соцсетей и «ютьюба». Останется лишь музыка, в которой бесконечная внутренняя свобода.
Покидая Вавилон налегке — с гитарой за плечом и тетрадью новых стихов — Гребенщиков шаманит в студии. Рок-н-ролл, может, и мертв, а он опять пишет альбом. Как еще один шаг в долгом странствии к месту, которое он нашел для себя — и всех нас.