Андрей Кончаловский признается: любить человека невыносимо трудно, но невероятно интересно

Без комплексов - спектакль Эдип в Колоне уже назван самой долгожданной постановкой года в Италии, хотя премьера прошла лишь накануне. Андрей Кончаловский свой рассказ о невероятной любви Эдипа к маме по мотивам Софокла поставил в театре крошечного городка Виченце - на одной из старейших действующих сцен мира, театро Олимпико в декорациях, сохранившихся с середины XVI века.

Еще одна премьера знаменитого режиссера - сегодня, на нашем канале. Уникальная ситуация - картина, только что вышедшая с монтажного стола, только что получившая "Серебряного льва" Венецианского фестиваля за лучшую режиссуру, еще не вышедшая на широкий экран, уже на Первом канале.

"Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына" - фильм, в котором играют непрофессиональные актеры и звучит лишь музыка тишины. Причем никого из участников фильма Кончаловский на вручение премии в Венецию не взял, коротко отрезав: я слишком люблю этих людей.

Ирада Зейналова: "Андрей Сергеевич, во-первых мы, конечно, поздравляем вас с "Серебряным львом". А во-вторых, откройте мне профессиональный секрет. Вы, европейский русский, оказываетесь в деревне, в которой люди абсолютно другие, чем вы. Как вам удалось в этом фильме такую степень доверительности установить, что люди не стали зажиматься перед камерой?".

Андрей Кончаловский: "Людей надо постараться любить. Для того чтобы их постараться любить, надо их постараться понять. Если не понимаешь, то, конечно, тогда бесполезно. Но когда понимаешь мотивы и смысл, тогда можно рассказывать историю.

Ирада Зейналова: "Вы сказали, что не будете показывать этот фильм героям, потому что они и так видят себя каждый день..."

Андрей Кончаловский: "У меня был же опыт с Асей Клячиной, когда крестьяне сказали: "Ну, вообще снял, зачем он снимал нас, лучше бы снял какую-нибудь сказку. Ну, зачем, мы и так каждый день видим". Такой вообще возможен исход, но это не страшно. Кому-то нравится, может быть, соседям понравится. А им не понравилось, потому что я их показал, какие они есть".

Ирада Зейналова: "Ася Клячина", "Сибириада", теперь "Белые ночи". Вы рассказываете Европе и всему миру о русском национальном характере. Какой он?"

Андрей Кончаловский: "Это попытка понять, какой русский человек. Скорее себе. Это попытка поделиться тем, что ты пытаешься понять, наверное. Но, знаете, Умберто Уэко сказал замечательную фразу, что жизнь человека похожа на кинофильм, который вы смотрите не с самого начала. То есть кино началось до вас, причем оно началось до вас 7 тысяч лет назад. Люди сегодня и благодаря кинематографу перестали видеть небо, дышать воздухом и оглядываться вокруг себя. Они в основном в кино смотрят, как удачно украсть миллион. Но это тоже важно, интересно смотреть это. Когда я делал эту картину я приехал туда, пытаясь подышать, посмотреть".

Ирада Зейналова: "Вы много критиковали Голливуд, хотя вы в нем работали. Вы знаете его изнутри. Вы поэтому отказались от оскаровской гонки?"

Андрей Кончаловский: "Голливуд Голливуду рознь. Я был в Голливуде, когда там снимался "Чайный синдром", когда там снимал Коппола, когда снимали картины там даже пытались сделать ремейк Годара. В Голливуде 30 лет назад еще давали премии "Оскаров" Бергману и Феллини. Но сегодня Голливуд - это производство продукта для тинэйджеров. Когда я приехал, мы делали картины для родителей. После "Звездных войн" Уолл-стрит вложил гигантские деньги, чтобы делать картины для тинэйджеров. Вот и все. Это абсолютно другая сфера. Голливуд - это отражение мирового кризиса европейской культуры, вернее западной".

Ирада Зейналова: "Получается, что сегодня ваш фильм и то, чего хочет западный рынок, это кризис цивилизаций?"

Андрей Кончаловский: "Мы принадлежим к одной цивилизации - христианской. У нас одни и те же этические корни, просто мы по-разному относимся к этим законам. Латинцы относятся к закону с уважением, потому что там есть римское право. А денисийцы относятся к этому свободно: можно исполнять, можно не исполнять - вообще бог все простит. Олдос Хаксли сказал 50 лет назад, что мы едем к пропасти, про Запад — "мы едем к пропасти на "Роллс-ройсе", а русские едут на трамвае". Вот поскольку нам повезло, и мы не с такой скоростью развиваемся, как европейская цивилизация, у нас сохранились те ценности, которые можно назвать христианскими. И политическая корректность на сегодня в Европе привела к тому, что мало очень выдающихся политических деятелей, которые позволяют себе высказывания не в духе Брюсселя. Это в определенном смысле климакс. Это в определенном смысле распад. И поэтому гниет не Европа, а гниет европейская либеральная ценность, которую мы, к счастью, не догнали. Вот смысл. Поэтому у нас происходит расхождение в том, у нас не расхождение с христианской цивилизацией, которая распространена от Лиссабона до Рио-де-Жанейро. У нас расхождения с Европой и с Америкой. Это совсем другое. Это самый передовой класс идеологии, которая разрушает сама себя. Вот это есть главная иллюзия - счастье всем и сразу. Поэтому так много людей знают, как построить государство счастья полного. Две иллюзии мы имели в XX веке. Немцы и российское государство пытались построить государство счастья".

Ирада Зейналова: "А когда вы снимаете о людях, у которых есть звук птиц, вот это пение, которое мы сейчас слышим, вот это солнце. Они счастливы?"

Андрей Кончаловский: "Я не знаю. Вы знаете, для того чтобы снимать картины, как хочется, нужно не иметь никаких денег. Надо снимать картины без денег, надо снимать картины без продюсера, который требует, чтобы это все окупалось, надо быть свободным как человек, который даже не мечтает, что его роман опубликуют. Карандаш, бумага - пиши. Может быть, гениально, кто-нибудь опубликует. Сегодня кино можно снимать так, как пишешь роман. Для этого нужен iPhone и талант".

Ирада Зейналова: "Вы можете себе уже позволить снимать фильмы, скажем так, которые интересуют вас. И вы всегда это делали, на самом деле. А вот в конкретном данном фильме, что было важнее — снять или показать?"

Андрей Кончаловский: "Я вообще снимал картину, думал, что она может не выйти никуда. Ну и что? Хочу понять, вот и все. Это как раз, на мой взгляд, и будущая дорога для молодых, потому что в руках молодых одиноких непризнанных людей, которые положили последний рубль, чтобы снять свою картину, будущее киноискусство. И здесь важно, что люди, которые будут смотреть это, они даже, может быть, не будут стараться понять сюжет, а будут стараться подышать этим воздухом. То, что это происходит, это, на мой взгляд, позитивная вещь. Потому что в этом смысле это может как-то открыть людям другие возможности".