В Москве открывается выставка всемирно известного норвежского художника Эдварда Мунка
Выставка, которая, безусловно, станет событием в культурной жизни России. В Третьяковской галерее открывается ретроспектива Эдварда Мунка — художника, который предвидел будущее, слышал природу и воплощал на картинах то, что чувствовал. И его работы — это всегда кровоточащая рана бытия и оборотная сторона жизни, которую обычно хотят скрыть, но Мунк совсем не про это. И долгий-долгий путь к свету.
Даже если вы ни разу не видели оригинальное изображение этой картины, вы точно ее знаете. В массовой культуре «Крик», похоже, заглушил саму «Мону Лизу». Этот образ использовали и в кино, и даже в иконках эмодзи. Но, кажется, уже мало кто вспомнит, о чем на самом деле своей картиной всем нам кричал Эдвард Мунк.
Написанная в конце XIX века работа стала иконой еще не наступившего века XX. Художник как будто предчувствовал весь ужас нового столетия с его мировыми войнами, экологическими бедствиями и катастрофами, которые надвигаются слишком стремительно, а главное, неотвратимо.
Охваченный отчаянием, безумием даже не человек, бесполое существо, которое уже словно выродилось в физическое воплощение самого этого крика, Мунк так точно передал эту эмоцию, потому что пережил ее сам.
«Он гулял с друзьями на закате, и внезапно его охватил парализующий страх от кроваво-красного неба. Он говорил, что услышал, как кричит сама природа. Машинально он зажал уши руками, прямо как на картине», — рассказывает директор музея Мунка в Осло Стейн Олав Хенриксен.
«Крик» тут же стал главной эмблемой импрессионизма. А точнее, сразу все его четыре основные версии. Это вообще было в стиле Мунка — любимые образы и темы он изображал в нескольких вариантах и техниках. Каждый раз это были оголенные эмоции. Никаких, как он выражался, «читающих мужчин или вяжущих женщин».
«О чем творчество Мунка? Человека, повернувшего глаза зрачками внутрь и увидевшего ту самую бездну, о которой писал еще Шекспир. И выявившую все эти муки, страхи, опасения, страсть, любовь, ужас перед смертью наружу, на полотно», — говорит генеральный директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова.
Из-за мучительных любовных историй девушек он изображал, скорее, ведьмами. Не обожествлял даже Мадонну, превратив ее в земную женщину с полузакрытыми в экстазе глазами. Ее ярко-красный нимб уже давно не светится. Ведь как и любая другая девушка, для Мунка она совсем не святая. И даже нежная красотка далеко не ангел. Она — вампир.
«Эта женщина — рыжеволосая, чьи рыжие волосы струятся, охватывают фигуру мужчины, как какие-то потоки крови», — поясняет куратор выставки Татьяна Карпова.
А ведь поняли и приняли Мунка не сразу. Первые картины критики считали незаконченными, даже называли их «выкидышами». Он сильно обогнал время и в фотографии, уже в начале прошлого века вовсю делая селфи. А вот живописные автопортреты были своего рода страницами дневника, в которых художник честно и безжалостно выворачивал всего себя наизнанку.
«Автопортрет с бутылками был написан Мунком в 30-е годы, когда на самом деле он уже поборол свои зависимости. И очень переживал, будут ли его трезвые картины так же хороши, как картины, созданные в другой, страстный период», — продолжает Татьяна Карпова.
На выставке в Третьяковке несложно будет догадаться, кто же был любимым писателем легендарного норвежца. Отсылки к произведениям Достоевского зашифрованы во многих полотнах. Здесь же и самые поздние работы художника. В них тьма, наконец, уступает место яркому солнцу. Это символ жизни самого Мунка в искусстве, которое через страдания и ужас все-таки вывело его к свету. И об этом он уже не кричит.