Неравноценный обмен Израиля с движением ХАМАС и кому выгодны такие сделки на Ближнем Востоке
На Ближнем Востоке главным событием стала сделка Израиля с палестинским движением ХАМАС по обмену захваченного в плен во время войны в Ливане капрала Гилата Шалита на тысячу палестинцев находившихся в тюрьмах Израиля по обвинениям в участии в террористической деятельности. С одной стороны, теперь каждый израильский солдат может быть уверен, что его жизнь важна его государству, с другой, заключенных палестинцев хватит только на 5 таких обменов. А палестинцы убедились в том, что переговоры с Израилем с позиции силы могут принести результат, и наиболее радикальные группировки уже призывают захватывать израильтян, пока не будут выпущены из тюрем все палестинцы.
Видеокадры, которых ждали всем миром: Гилад Шалит, похудевший и осунувшийся, среди посредников сделки – египтян. Им и первые дивиденды - бывший президент Мубарак 5 лет пытался помочь, а революционный совет за полгода справился. И первое интервью, которое прерывается 4 раза - Гилад сбивался с мысли и просил воды: "Я очень скучал по дому, верил, что меня спасут, но думал, что на это уйдет еще несколько лет".
Через два часа - уже на израильской авиабазе, в военной форме, отдает честь премьеру Нетаньяху. Где и как проходил обмен - тайна. Известно лишь, что он прошел как по маслу - военные передали, врачи осмотрели, родители обняли, премьер поприветствовал.
"Я вернул вашего сына. Но если кто-то думает, что Израиль можно поставить на колени, он заблуждается. Мы продолжим борьбу с терроризмом. Если те, кого отпустили в ходе сделки, вернутся к террористической деятельности, пощады им не будет", - сказал Нетаньяху.
Глава движения ХАМАС, в свою очередь, заявил: "Пусть Нетаньяху попытается объяснить Израилю, как он пошел на сделку. Пусть придумает что-нибудь о прорыве и уступках, на которые мы якобы согласились. Но мы знаем, кто кому уступил и кто оказался сильнее".
О том, что Гилада надо вернуть, в Израиле говорили ежедневно, не давая властям забыть о пленном - палатка родителей при входе в офис премьера и пикеты всей стране. Никто не скрывал: это большая пиар-акция, рассчитанная на материнские чувства в каждой еврейской семье. Мальчик должен вернуться. Ваши дети тоже пойдут служить. Поэтому вернуть любой ценой.
"Это тяжелая ситуация. Семья Шалит всегда будет знать, что свободу их ребенка обменяли на свободу опасных для Израиля заключенных. При любом теракте они будут думать: а не один ли это из тех, кому из-за Гилада дали свободу?", - поясняет ситуацию психолог Давид Санаш.
Давид был в плену 40 дней. Война с Египтом. Тогда Израиль тоже менял, но военнопленных на военнопленных, по ценам обычной войны. Цена войны с террором - один на 1027 заключенных. Каждого третьего в Израиле считают убийцей, в Палестине - борцом за свободу.
В Палестине их тоже очень ждали, но это ожидание было значительно более безнадежным. У большинства тех, кто вернулся на автобусах, пожизненные сроки, которые они получили по очень простому принципу: один убитый израильтянин - одно пожизненное заключение. Око за око.
Портреты героини дня на главной улице. Дочки Газалия и Ясмина ждали маму 10 лет - одна в лагере беженцев под Вифлеемом, другая - на Западной Украине. Ирина Сарахне-Полищук, приговоренная к 20 годам за то, что привезла в Израиль двух смертников, подготовленных мужем, когда узнала об освобождении, подала апелляцию: не выйду. Почему - объяснять отказывается. Как и от интервью - пока супруг отбывает свои 6 пожизненных сроков плюс еще 45 лет.
Израиль настаивает: если освобожденные возьмутся за старое, пощады не будет. Но наблюдатели говорят, что нарушен главный принцип сдерживания, сформулированный Голдой Мейер после расстрела израильской сборной на Олимпиаде в Мюнхене: "Мы не говорим с террористами, мы их уничтожаем". Это была азбука для премьера Нетаньяху, у которого брат был убит в 1973 году в Энтеббе во время операции по освобождению заложников; который сам был ранен в 1972 году во время такой же операции. Все израильские премьеры помнили слова полководца Моше Даяна: "Чтобы выжить, Израиль должен вести себя как бешеный пес". Сегодня эксперты практически единогласны: за обменом может последовать не только резкое усиление позиций ХАМАС, но и такое же резкое падение акций умеренных палестинцев "Фатх", настроенных на переговоры, и такой же резкий рост недовольства внутри Израиля, обеспокоенного собственной безопасностью. Для всех сторон ясно одно: несговорчивый Израиль, свято чтивший свои интересы, не простил, но помиловал. Значит, уступил силе.
Рами Игра, бывший начальник отдела "Моссад" по делам военнопленных, полагает: "60% тех, кто вышел на свободу, вернутся на путь террора. Это доказанная и проверенная статистика. Израиль невероятно поднял авторитет ХАМАС. это не может остаться незамеченным. Они загнали в угол и себя, и страну".
Родители Гилада рассказывают стране, которая его ждала: покатался на велосипеде, ест хорошо, спит плохо. Въезд в деревню закрыт для посетителей на неопределенное время. Сейчас официальные власти делают все, чтобы оградить Шалита от пытки любопытством. Именно поэтому частью его жизни, вероятно, надолго, станут полицейские кордоны - один у дома, второй - на въезде в деревню. Вряд ли ему рассказывают, что сюда пытаются не пустить и тех, кто до сих пор оплакивает своих близких. И считает, что их предали. Посмертно.
"Когда я прочел о том, что Гилад вышел, я плакал. Все напрасно. Мой сын сгорел в автобусе, его убийца вышел. Каждую ночь мне снится, как я медленно убиваю того, кто взорвал моего сына. Но я могу только терпеть", - говорит отец погибшего в одном из терактов.
Шмуэль Схивсхорддер: "Я их сам убью, если вы их выпустите! Я убью их своими руками, если наше государство не может с ними справиться!". У Шмуэля погибли родители, два брата и сестра. Он и еще несколько десятков жертв терактов пытались остановить сделку. Но суд постановил: жизнь Шалита в реальной опасности. Остальное - в теории. После обмена одна из семей пообещала награду в 100 тысяч долларов за голову того, кто убил их близких. Око за око.
Во дворе Шалитов папа приводит в порядок хозяйство, запущенное за 5 лет, которые он просидел в палатке напротив офиса премьера. Окна Гилада выходят во двор. Улыбающиеся односельчане и цветущие деревья – все, что он пока видит, не выходя в большой мир, где ждали не только его.