Дискуссия в российском обществе: как остановить самосуд и не бросить тех, кто ждет справедливости
"Смерть убийце!" скандировала на этой неделе толпа в Кирове, где пьяный водитель сбил трех подростков - одного из них насмерть.
Отец погибшего бросился на убийцу с ножом - и даже прокурор признал, что разум мужчины помутился от горя. На этой же неделе в Ростове-на-Дону полиция защищала от толпы похитителя 9-летней девочки - он несколько дней держал Дашу Попову в багажнике машины, ожидая выкупа.
Даже в камеру его вели через живую цепь полицейских, опасаясь самосуда.
Эти истории объединяет одно - жажда мести и сомнение в адекватности судебного наказания. По статистике, 75% россиян готовы совершить самосуд, то есть умышленно нарушить закон ради защиты семьи. Это можно объяснить тем, что и жертв преступлений, и их семьи сегодня в России государство не защищает - им остается только беспомощное ожидание справедливости. В отличие от преступника, которому положены адвокат в суде и охрана.
Умереть, но найти того, кто отнял жизнь у близкого. До суда это просто слова отчаяния убитого горем человека. Станет ли месть смыслом жизни? часто решается именно в тот момент, когда звучит приговор насильнику или убийце.
"Ромочку 11 раз ударили по голове. Судья Соколов посчитал, что это убийство не с особой жестокостью. А что тогда с особой жестокостью? Как это вообще…как это вообще понять?!", - недоумевает отец погибшего Сергей Асаенок.
Это дело стало известно за пределами Сыктывкара не два года назад, когда сына Сергея Асаенка Романа до смерти забили шестеро приятелей.
И не в день оглашения приговора, который оставил на свободе пятерых, и лишь одного отправил на зону. О нем заговорили, когда отец убитого ребенка выполнил данное себе обещание - то, которое его приведет на скамью подсудимых. И вот уже все наоборот - искавший справедливости стал преступником, убийца - жертвой. И теперь ищет защиты, рассказывая как трое суток страдал в лесу, прикованный к дереву.
Два года, пока шло расследование, Сергей бегал по кабинетам, пытаясь доказать, что была то не драка с единственным смертельным ударом, иначе почему все ценные вещи пропали? Что, когда добивают лежащего палками, это преднамеренное убийство, но суд даже доказательств ограбления не нашел, и тогда отец Романа решил добыть их сам.
Спустя трое суток некогда соучастник убийства, а ныне жертва похищения, рассказал Сергею и том, кто навел и как грабили и били, то есть убивали. Но какой же суд примет признания под таким давлением? А тот, кто искал у него справедливости, вряд ли найдет что-то иное кроме обвинения против себя, и на этот суд уже не надеется.
"Всех нас ждет кара какая-то, и его в том числе за то, что он натворил", - говорит Сергей Асаенок.
Это потом, а сейчас, кроме земного суда, его мало, кто осудит. У тех, кто берется исправлять несправедливый, по их мнению приговор, близкая к полной поддержка общества. Потому что с каждым подобным случаем, крепнет убеждение - закон не един для всех.
"До самосудов доводят многомесячные ожидания отчаяния, извините за такое слово, истязания со стороны нашей системы, потому что по ее нынешним законам, если вас преступник не добил, ничего, вас добьет отечественное правосудие. Потом что это выдержать не возможно. Жертва, стоящая перед лицом отечественного правосудия в основном объясняет, что она не виновата в том, что на нее напали, что ее изнасиловали, побили, ограбили", - отмечает член Общественной палаты РФ Ольга Костина.
Ольга Костина - одна из тех, кто не первый год пробивает поправки к закону, которые хотя бы уравняют потерпевших в правах с преступником. Ведь у нас как: кому бесплатный адвокат от государства - убийце. Родственнику убитого - нет. И с материалами дела он познакомится только в суде и то, если потерпевшим признают, что не обязательно.
Если бы только это. Елена Топильская, 17 лет отработав в прокуратуре, помимо десятков детективов и сценариев написала диссертацию на тему: "Беспомощное состояние потерпевшего от преступления". Убеждена, что на самосуд толкает не только приговор, но и неверие, что дело вообще дойдет до суда. По ее данным соотношение принятых и нет к рассмотрению заявлений о преступлениях - один к десяти.
"С 2006 года стабильное снижение числа преступлений в нашей стране, но все время это, по данным социсследований, растет недоверие граждан к правоохранительной системе и растет количество заявлений, которые отбрасываются просто", - говорит писательница Елена Топильская.
И если это так, что остается? Кровь за кровь. Вендетта. Кровная месть, о которой и на Кавказе начали забывать. И только аксакалы расскажут, как мстили веками, по не писаному закону, что требовал за убийство сына убить сына и за это тоже убить. До бесконечности, если не откупиться сотней баранов. Так не должно быть, говорят теперь даже хранители традиций. Но так будет, если государство не в состоянии сохранить монополию на справедливое наказание.
"Если бы убили моего сына например, и закон не решил бы, по справедливости, я бы отомстил. Если закон не решил бы этот вопрос положительно, я пошел бы на кровную месть", - говорит Мазанай Мазанаев.
Это то ощущение, что роднит самосуд и кровную месть - закон не накажет по справедливости. И тогда справедливо наказать самому.
Валентина Крупинова, пока идет следствие, под домашним арестом в родном Томске. Ей сейчас 62. Ее сыну в 2003 году было 19. Столько и осталось - двоих его убийц нашли и приговорили к восьми годам. Она их потратила, чтобы скопить 100 тысяч рублей. Когда один из преступников вышел, уже был куплен пистолет и найден киллер.
"За то, что он убил моего сына, за то, что я все эти годы страдала и страдаю, а он ходит и радуется солнышку", - объясняет свои действия Валентина Крупинова.
Возмездия не случилось - потенциальный исполнитель привел на место встречи с заказчицей оперативников. И уже ее очередь надеяться на снисхождение Фемиды. Возможно, напрасно – ее-то вина точно будет доказана. И это одна из причин, почему не редкость, когда самосуд заканчивается еще и самоубийством.
"Ведь это означает, что человек, не доверяя государственной правовой политике, сам восстанавливает справедливость, но при этом он уверен, что по отношению к нему эти правовые репрессии будут реализованы", - поясняет доктор психологических наук Фарид Сафуанов.
Самосуд, понятно, не только наша реальность. Знаменитое дело Андре Бамберски, который 30 лет искал правосудия, указывая ему на убийцу дочери - жителя Германии. В конце концов выкрал его и привез во Францию, где суд присяжных вынес обвинительный приговор. И у нас часто нужны годы, и такая сила духа, что не позволит отступиться.
Он нашел. Когда искать перестали все, кому по должности положено. В 2009 году его дочь, ее мужа, французского винодела и трехлетнюю внучку зверски убили в квартире на Тверской, в центре Москвы. А после пожгли. Задержали и осудили лишь одного убийцу. Но было и второй. Владимир Кочергин, два года потратил на его поиски. Пережил инфаркт и инсульт. Отыскал, но не убил.
"Я себе сказал: за что я должен их убивать, они ведь люди… Я доведу это дело так, чтобы все было по-настоящему, но только не я это должен делать", - рассказал Владимир Кочергин.
Ветеран двух войн с помощью однополчан сумел вытащить из Узбекистана того, кто задушил маленькую Лизу. И ему сидеть до конца дней. Справедливость, кажется, восстановлена. Но в том-то и дело, что по закону, а это не всегда значит – по-человечески.
"Через 25 лет они имеют право написать прошение о помиловании, их выпустят, а мои дети на кладбище лежат все", - негодует Кочергин.
Владимир теперь жаждет только одного, чтобы ему, как любому, кто потерял родных, дали право участвовать в принятии решения - заслужил или нет убийца милости - досрочного освобождения. Но это уже вопрос законотворчества. Вопрос существования самого закона - доверие общества к его служителям.
Если его не вернуть, самосуды станут законом, а ведь и они не всегда справедливы и мститель порой выбирает не те и мишень, и меру наказания. А, значит, сам рискует нарваться на ответный удар.
И тогда снова кровь за кровь. Когда без суда лишаешь кого-то права на жизнь, будь готов по тем же правилам расстаться и со своей.