В Петербурге открылась выставка «Григорий Пожидаев. Послесловие к жизни»

Выставка приурочена к 120-летию со дня рождения яркого художника русского Зарубежья.  Живописец и график, он создавал эскизы к театральным постановкам и книжные иллюстрации. После революции уехав в эмиграцию, Пожидаев бережно хранил традиции русской художественной школы.

С портрета мужчины и началось его знакомство с художником Георгием Пожидаевым, о котором в России до последнего времени было почти ничего неизвестно. Ни даты рождения, ни места смерти – в биографии сплошь белые пятна, чтобы убрать которые искусствовед и филолог Александр Авеличев провел в архивах и музеях четыре года. Сегодня он восхищается эскизами театральных костюмов забытого художника.

"В эстетике тех лет это была провокация, революция. Это была жёлтая кофта Маяковского, если хотите", - говорит искусствовед Александр Авеличев.

Именно со сценографии и начинал художник Пожидаев. Выпускник Московского училища живописи ваяния и зодчества, он сам увлекался балетом. А потому революция в театре – когда на смену неброским мантиям и пачкам приходили яркие образы, он принял с радостью. Для Большого театра в 1919-м разработал десятки костюмов к балету "Маска красной смерти".

"Редко такие рабочие рисунки являются произведением искусства. Здесь же - красиво, графично и в стилистике 20 годов все это сделано", - говорит главный хранитель музея Большого театра Екатерина Чуракова.

По одной из версий, в постановке по мотивам Эдгара По цензура увидела угрозу советской власти. И спектакль запретили. Он оформит ещё несколько спектаклей и наконец поймёт – на родине реализоваться всё сложнее. Он уезжает сначала в Берлин, потом Париж, где рисует для театров и небольших кабаре.

Сегодня почти не осталось эскизов костюмов. Представленные на выставке – лишь то, что по крупицам собрали из частных коллекций. Зато настоящей удачей кураторы называют его графические работы. Ведь именно в иллюстрациях художественной литературы он открывает нового себя.

В эмиграции он берётся за русскую классику: и за поэму Блока "12", и за гоголевского "Вия". Как пишет в письмах, отчасти назло, отчасти из национального самосознания. Рисует в основном в стол – в 40-е напечатать подобное в Европе, из-за запрета на русскую литературу, было невозможно.

В увесистых переплетах художник хранил перед печатью свои иллюстрации. Каждая картинка подписана цитатой из книги и лежит в строгом порядке – таком же, как меняются сцены в произведении. Но вот что интересно: в каждой папке есть подборка изображений. Казалось бы, те же лица, действия, но сам художник посчитал это браком.

Каждую сцену, каждое действие он перерисовывает по нескольку раз. Например, в иллюстрации к повести Чехова "Степь" снимает с окна нарисованную было занавеску, как бы выделяя церковь на заднем плане. А в гоголевской "Женитьбе" и вовсе сначала сажает рядом невесту Агафью и Арину Пантелеймоновну. А потом меняет героинь местами, расставляя акценты совсем по-другому.

"Гоголь. За него кто только не брался! Но Пожидаев нашел свой ход: язык простой, гротескные физиономии", - говорит заведующий отделом новейших течений Русского музея Александр Боровский.

В планах создателей выставки - перенести с пожелтевших черновиков на книжные страницы все работы Георгия Пожидаева, который хоть и сменил подпись на более европейскую - Жорж Пожидаефф, но навсегда остался ярким представителем российского искусства.