В Москве простились с режиссером Юрием Любимовым
Режиссер Юрий Любимов создал свою вселенную, где не было места фальши и лжи. Сцена Театра на Таганке стала трибуной эпохи, его спектакли, острые и выстраданные, не просто развлекали зрителей, они заставляли людей задуматься о главном и заглянуть в свою душу. Любимов работал с абсолютной отдачей и от своих артистов тоже требовал играть с обнажённым сердцем.
Его жизнь была борьбой - беспощадная цензура, травля, изгнание, предательство близких людей - но испытания делали мощнее и пронзительнее его искусство. Юрию Любимову рукоплескали "Ла Скала", "Гранд Опера", "Ковент-Гарден". Его слава - безгранична, и у сегодняшней скорби тоже границ нет.
Казалось, это какое-то грустное недоразумение, что прощаются с Юрием Любимовым не на сцене Таганки, а на Старом Арбате, в театре Вахтангова. Но так завещал сам Мастер. Он вырвал из своего сердца созданный им театр и вернулся туда, где в молодости блистал, как актёр. Туда, где поставил "Бесов" - свой последний драматический спектакль. Туда, где сегодня всё в цветах и воспоминаниях о гении и его эпохе.
"Любимов совершил великий переворот! Он всегда был оппозиционером, какими всегда были лучшие поэты, писатели. Это была просто буря! В Москве и во всех городах, когда ни одного лишнего билета, ни одного свободного места все эти 20 лет не было! И его творчество в последние годы, и мы этому свидетели, оставалось таким же - он непреклонно, навсегда один и тот же, несогласный с тем, что происходит", - говорит актер Вениамин Смехов.
"Шагают бараны в ряд! Бьют в барабаны! Кожу для них дают... сами бараны!" - это строки из спектакля "Добрый человек из Сезуана", его Юрий Любимов придумал вместе со студентами Щукинского училища, и из него же родился легендарный Театр на Таганке. Каждая сцена и каждый жест переворачивали сознание зрителей. Любимов был в оппозиции ко всему затхлому и пошлому. Казалось, одним движением брови, лучом своего фонарика он превращал слова в живую ткань времени, в свежий воздух, которым не могли надышаться.
"Даже его это стояние в зрительном зале с фонариком, или появление на прогонах, сдачах спектакля, когда он появлялся в коридоре, все оборачивались, конечно. Потому что сама по себе личность была магическая. Те вещи, о которых могли думать, обсуждать на своих кухнях в то время – и вдруг это явно было проявлено в спектаклях, с болью, с чувством, с эмоцией", - вспоминает Сергей Арцибашев.
Лишь близкие знали, сколько сил и нервов Юрий Любимов положил, чтобы вернуть людям, как умел, спектаклем, память об убитых на войне. Чтобы достойно гения и поэта проводить в последний путь Владимира Высоцкого. Чтобы схватить зрителей за грудки и крикнуть там, где все молчали. Сделать то, что все боялись. Выстоять и не прогнуться там, где падали сами.
"Это был театр со своей потрясающей гражданской позицией, со своим неповторимым театральным почерком. Вот я был студентом, жившим в своём родном городе Баку, я прилетал специально на спектакли этого театра! И когда через много лет я об этом рассказал Юрию Петровичу, то даже не встретил его удивления, потому что, как выяснилось, тысячи и тысячи вот таких молодых людей, как я, со всего бескрайнего Советского Союза, приезжали, чтобы попасть в театр и вздохнуть тот неповторимый театральный и гражданский дух", - рассказывает Михаил Гусман.
Его били под дых, выгоняли и предавали. Но время доказывало, что именно Любимов всегда оставался победителем. Сегодня пришли проститься и те, кто с ним работал, и те, кто считает его учителем, кто смеялся, молчал и плакал на его спектаклях. И те, кто знает Любимова уже без Таганки, по операм "Князь Игорь" и "Школа жён".
"Конечно, расстраивался от того, что произошло в коллективе на Таганке, но он был боец. Он не позволял себе ни грусти, ни уныния. Он боролся, и боролся художественным способом, потому что сам спектакль "Школа жён" - там есть актёры, Мольер, и актёры не слушаются Мольера. В этом весь Любимов, он не поддавался ни грусти, ни чему, и это так прошло по жизни", - говорит Борис Мессерер.
Юрий Любимов всегда говорил, что однажды увидев войну, он понял - ему уже ничего не страшно. А когда все удивлялись, какое же крепкое сердце нужно иметь, чтобы выдержать все нападки и предательства и биться почти сто лет, Юрий Петрович вспоминал рассказ Хемингуэя "Старик и море": главное - не размениваться по мелочам, а делать в жизни только самое амбициозное, важное и опасное. Иначе стоит ли жить?
"Всё лучшее, что сегодня мы видим в театре, это всё было на Таганке. Кто-то развивает что-то. Это целая эпоха. Таких очередей нигде никогда не было, ни за квартирами, ни за шубками в "Детский мир", а за билетами на Таганку! Это было такое красивое время, шли за правдой, остротой, за фигой в кармане, как мы говорили тогда", - вспоминает Леонид Ярмольник.
Юрий Петрович сам срежиссировал свой последний уход из театра. В абсолютной тишине. Он понимал, что творчество и жизнь оцениваются не громкостью аплодисментов, а тишиной в зале... И только голоса певчих Покровского женского монастыря летели вслед за мастером, унося за собой и время, и любовь, и бесконечное восхищение талантом и поэзией Юрия Петровича Любимова.
Он завещал, чтобы его похоронили не там, где всегда много туристов, а подальше от любопытных глаз, у стен Донского монастыря. Рядом с родителями и братом. В тишине и покое, которые Юрий Петрович заслужил, как, наверное, никто другой.
Сегодня после фильма "Дом с лилиями" на Первом канале - последнее большое интервью Юрия Петровича Любимова, которое незадолго до смерти он дал Константину Эрнсту. Очень личное - о любви, семье, театре, судьбе. Самые сложные периоды жизни, отношения с коллегами и властью - то, что оставалось за кулисами театра и политики.
И вот рассказ великого режиссера о заседании Политбюро, на котором обсуждался вопрос о закрытии Таганки: "Значит, ведет Леонид Ильич дорогой, все высказываются, соглашаются. Ах, так? Ну, все согласились. Три кита согласились и прекрасно. Значит, вдруг Леонид Ильич говорит: "Вы знаете, я должен сейчас немножечко срочно отлучиться, вы решите вопрос, а я потом уже окончательное резюме дам". Меня поражало, что вот людям, что, делать нечего? Они решают: выгнать или не выгнать, когда у них довольно много проблем, с моей точки зрения обывателя, очень много. Они вот занимаются. Значит, не было его полчаса. Это достоверная вещь, потому что его помощник мне все сказал. Леонид Ильич, дорогой Леонид Ильич вышел, подремал немножко, полчасика, пришел и сказал им: "А я позвонил Гришину и он мне сказал (а он не был, он приболел), что хороший театр, не надо его трогать". И закрыли всю эту лавочку, и разошлись. Таким образом, я был помилован", - рассказал режиссер.