В Москву привезли 11 шедевров Микеланджело де Караваджо
Выставка картин Караваджо откроется завтра в Музее изобразительных искусств имени Пушкина. Про Караваджо любой искусствовед говорит только в превосходных категориях, современники же называли художника гениальным чудовищем. За 10 лет он успел создать новый язык европейской живописи и одновременно драться во всех кабаках и даже убивать на поединках. Сегодня в залах музея готовят экспозицию и работают журналисты.
Злодей, а им любовно восхищаются. Убийца, а ему навстречу улыбаются. Над коробкой с картиной склонились как над люлькой с первенцем. Так и есть. Первым приехал "Юноша с корзиной фруктов". Считается, с этого полотна Караваджо и начинается.
"Вот так я проверяю сохранность красок - фактически я подушечками пальцев прислушиваюсь к холсту. Измеряю натяжение после транспортировки: оно должно быть и не сильным, и не слабым. Словами не объяснишь. Зато, по ощущениям я помню, каким оно должно быть до микрона", - рассказывает хранитель картины "Юноша с корзиной фруктов" Джеральдо Парринелло.
Когда Караваджо написал эту работу, ему едва исполнилось 20. Возможно, это автопортрет. Возможно, юноша - его коллега из мастерской. Возможно, это - аллегория осени или любви. Но уже в первом полотне есть все, за что Караваджо полюбят: напряжение, энергия, свет и тень, но главное - правда. Взять хотя бы фрукты. Он первым решил: яблоко может быть неидеальным, а червивым, листок - пожелтевшим, виноград - испорченным. За эту реалистичность и натурализм, Караваджо то ли в шутку, то ли в серьез исследователи называют первым фотографом. И пытаются воссоздать атмосферу его мастерской - ведь кажется, до нее - рукой подать. К примеру, в "Эрмитаже" восстанавливали ароматы "Лютниста". Лютнисты, в свою очередь с легкостью исполняют песни художника. Так дотошно-детально все прописал гениальный правдолюб. Выяснилось, что ни ноты - все средневековый шансон.
Такие мелодии звучали и в трактирах, где часто пропадал Караваджо. Оттуда же - герои его полотен. Мозолистые руки, стертые ступни, грязные лица, простые дешевые ткани. Он писал то, что видел - уличных мальчишек, бродяг, попрошаек. Да и сам, как свидетельствовали современники: "был неотесанным и обитал, где придется". За вспыльчивый нрав его бесконечно бросали в тюрьму. За убийство приговорили к смерти. За его головой охотились власти и наемные убийцы. А он и в бегах, неистово писал.
"То, что это была личность, которой владели необузданные страсти, это мы можем знать - уже и без полицейской хроники. Мы понимаем это по его живописи. По его искусству. Когда вы видите жест упавшего Павла, фигуру Христа, которого поддерживают, когда бичуют Христа и лица людей, палачей, которые его истязают - вы понимаете, что это все добыто из себя", - говорит директор Государственного музея изобразительных искусств им. А.С.Пушкина Ирина Антонова.
Все картины в Пушкинском уровня шедевров. Но самая из самых - из Ватикана. В музее так и говорят - чудо, что работа приехала. "Положение во гроб" - кульминация стиля Караваджо. Стала притчей во языцех сразу после создания. Художника обвинили в излишней достоверности: библейская сцена казалась похожей на похороны. В божественном образе было много человеческого. Но это и делало чудо - реальным. Рассматривать шедевры нужно будет почти в темноте. Чтобы в глаза бросилось главное оружие художника. Контраст света и тени.
Говоря на языке профессиональных фотографов, контровым светом, которым проще всего показать объем, Караваджо не пользовался. Вместо этого у него было два других источника. Один - прямо на модель, второй - на фон. Из-за второго луча и кажется, будто герой гораздо ближе к зрителю, чем к стене, еще немного и буквально шагнет за раму. Схема, конечно, приблизительная, но по этому приему Караваджо легко узнать, точнее невозможно с кем-либо перепутать.
Переворот в искусстве Караваджо совершил практически в одиночку. За революционными открытиями проследили искусствоведы: без гениального бунтаря были бы невозможны ни Рубенс, ни Рембрандт, ни Пуссен. Понятия неофициального искусства и независимого художника начинаются здесь, теперь - на несколько месяцев в Москве.