В последний путь проводили Андрея Вознесенского
Поэта, о котором говорили "Человек-эпоха", похоронили на Новодевичьем кладбище. Перед этим состоялась панихида. В Центральный дом литераторов пришли тысячи людей: коллеги и друзья, знаменитости и простые горожане, шестидесятники и молодое поколение.
Провожают поэта - трибуна, горлана и бунтаря. С молчаливыми слезами - он бы знал, что сказать. Мы знали лишь, как слушать. Мы слышали его заповедь: человек - это не то, что сделало из него время, а что сделал из себя он сам.
Здесь те, кто ради него набивался битком в огромный зал Политехнического. Где великая четверка - Вознесенский-Рождественский-Ахмадулина-Евтушенко - была солью времени тех, кому 20 лет. И навеки ни секундой больше. Сегодня они читают со сцены и без то, о чем он кричал залу нараспев.
Поэт, которому с высочайшей советской трибуны кричали: "Убирайтесь вон, господин Вознесенский". Который мог ответить только как поэт: "Я, как и мой учитель Маяковский, остаюсь беспартийным и люблю родину. Я могу почитать стихи". Бросал свою высшую охранную грамоту, подарок режима - Госпремию, на защиту самого важного - неподцензурного альманаха "Метрополь", почти на амбразуру, почти безнадежно - поэты не молчат.
На властный крик: "Народ вас не поддержит!" просто не отвечал. Это было уже в стихах: "Умеют хором журавли, но лебедь не умеет хором". Народ поддержал - недоуменная статья в "Нью-Йорк таймс" - "Он зажигает звезды, своими антимирами дал жизнь Таганке, в Ленкоме ставят антисоветскую рок-оперу, которую поют всей страной". "Юнона и Авось" - аллилуйя любви. Сегодня те, для кого он писал эту молитву, молятся его памяти.
Это было его кредо: поэт должен разделять иллюзии своего народа. Он не больше, чем поэт – "Нету физиков, нету лириков - лилипуты или поэты". Подписант, диссидент, интеллигент, его книги были твердой валютой власти - купить можно было только в магазине "Березка". Собирал стадионы распевным: "Даже если, как исключение, вас растаптывает толпа, в человеческом назначении 90 процентов добра".
Болезнь забрала у него именно голос - как последнее, самое страшное испытание для трибуна, горлана, главаря. Он писал свою последнюю поэму - реквием себе. Назвал "Большое заверещание". Завещание - как-то оказалось не из его словаря. Впервые в жизни он попросил всерьез кого-то там, наверху: "Еще продлите. Хоть б минуту еще".
Юрий Норштейн, художник-мультипликатор, народный артист РФ: "Вознесенский – это же целое поколение, это целый поэтический взрыв, это же Политехнический, это его знаменитые строчки: "Политехнический, политехнический, мы растворяемся в твоих количествах".
Поэтов встречают аплодисментами за то, что они живут вне эпохи. И провожают аплодисментами за ту эпоху, которую они создают из своих стихов. Могила Андрея Вознесенского на Новодевичьем, неподалеку от могилы Федора Шаляпина. Как замкнутая линия, сплетение судеб тех, кто был голосом времени своей страны.